Николай Шапкин - Они воевали в разведке

Через несколько часов, когда красноармейцы погранотряда ворвались в местечко и выбили фашистов, то увидели страшную картину. Привязанный к столбу, стоял их мертвый товарищ, изувеченный врагом, словно памятник мужеству и верности солдатскому долгу.

Потом была высота Няу-Ваара. Пограничники понимали: ее во что бы то ни стало нужно вырвать у врага. И для многих фашистов Няу-Ваара стала могилой. Яростной была атака пограничников. В рукопашном бою они овладели высотой. Офицеры Балашов, Дорохов, Лобастов, Греков, Марков, Куличенко, Харин, красноармейцы Хуторцев, Кабаков, Гридин, увлекая за собой бойцов, бесстрашно дрались с захватчиками.

Наступившая ночь облегчения не сулила. Спать никто из пограничников не ложился. Тревожное ожидание немецкой атаки жило в каждом бойце. С рассветом, 14 ноября, по высоте ударили вражеские пулеметы и минометы. Густыми цепями шли на красноармейцев гитлеровцы. Но пограничники отбили первую атаку. Потом отбили вторую, третью… Высота оставалась нашей!

«Ни шагу назад!» — таков был приказ начальника погранотряда П. А. Гольцова. И этот приказ пограничники выполнили.

И 18 ноября подразделения фашистского полка «Мертвая голова», пытавшиеся захватить Няу-Ваара, вновь были отброшены. А еще через день с этой высоты части Полярной дивизии перешли в решительное контрнаступление и отбросили немцев на несколько километров в сторону Кестеньги.

Это были первые наши победы в 1941 году, которые воодушевляли бойцов и придавали им силы для дальнейших жестоких боев на Карельском фронте.

В ночь на 6 декабря группа разведчиков 58-го стрелкового полка в третий раз ушла в ночной поиск за языком и через два часа вернулась в расположение своего подразделения ни с чем. Разведчики были обнаружены и обстреляны боевым охранением противника.

Разыгралась сильная метель, когда разведчики, усталые и замерзшие, остановились у своего блиндажа. Старшина Дьячков, встретивший их, только посмотрел на старшего лейтенанта Чикового и все понял: вылазка прошла безрезультатно.

— Вот, черт возьми, когда туда шли — снег под ногами скрипел, а назад — чуть с пути не сбились! — выругался Чиковой, на ходу отдавая старшине маскхалат и автомат.

Остальные тоже быстро разделись и сгрудились у жарко дышащей буржуйки.

— Из штаба полка интересовались, — сказал Дьячков старшему лейтенанту, — просили, как только вернетесь, сразу же позвонить.

— А пошли они… — отмахнулся злой Чиковой.

Он знал, чего хотел штаб: нужен язык во чтобы то ни стало. Вот уже почти неделя, как противник прекратил боевые действия, и по всему участку фронта воцарилась мертвая тишина. Эта тишина беспокоила штаб 52-й дивизии, оборонявшейся здесь. Немцы что-то затевали. Но что? Разведотделение штаба каждую ночь направляло группы разведчиков, чтобы выяснить причину внезапного затишья у фашистов. Разведгруппы докладывали лишь о незначительном передвижении войск противника. Казалось, немцы начали постепенную передислокацию своих войск и их концентрацию на участке обороны 58-го стрелкового полка. Для чего? Для очередного наступления?

Командира 58-го полка предупредили об этом и потребовали добыть языка для подтверждения данных дивизионной разведки.

Но языка взять никак не удавалось. Старший лейтенант Чиковой в третий раз вернулся из поиска ни с чем. И докладывать об этом в штаб полка ему не хотелось. Во всяком случае — прямо сейчас, когда от буржуйки тянуло теплом и оно уже начало отогревать руки, тело, лицо, но еще не разогрело саму душу старшего лейтенанта, который был зол и на себя, и на штаб полка, и на немцев, к которым, черт их возьми, не подобраться ни с какой стороны.

Из штаба позвонили сами, не дождавшись звонка ротного Чикового. Поднял трубку старшина, послушал, затем протянул ее старшему лейтенанту:

— Вас. Опять из штаба.

Чиковой взял трубку.

— Старший лейтенант Чиковой слушает. Нет, товарищ майор… Потерь тоже нет. Все, что в наших силах, мы делаем. Язык будет, обязательно будет! Вот погода сменилась. Если пурга продержится, пойдем днем. Отдохнем немного и пойдем… Есть докладывать по прибытии!

Старший лейтенант бросил на аппарат трубку и заходил взад-вперед. Его злили эти пустые телефонные разговоры — что, он нарочно не хочет привести языка?

— Всем отдыхать! — старший лейтенант посмотрел на часы. — Через четыре часа выступаем.

Он тоже собрался было прилечь на мягкий еловый лапник, расстеленный на полу землянки, как вдруг ему на глаза попался сидевший в углу ефрейтор Павел Бокарев, ротный пулеметчик. Тот молча возился со своим «максимом» и в разговор вернувшихся из разведки не встревал. На нем старший лейтенант и сорвал все зло за неудавшуюся вылазку.

— Бокарев! Я не взял тебя в этот поиск, хотя ты неплохой разведчик, только потому, что велел тебе сдать свой пулемет в полковую оружейную мастерскую. Почему ты не выполнил мой приказ?!

Бокарев встал.

— Товарищ старший лейтенант, я бы сам его отладил. Это быстрее.

— Ты что, за идиота меня принимаешь?! — еще больше разозлился Чиковой. — Может, ты и на кожухе заплатки поставишь?

— Кожух мне новый дадут.

— Вот что, Бокарев, сейчас же неси свой станкач в мастерскую! Через час доложишь.

— Но мастерская еще закрыта… — попытался возразить Бокарев.

— А мне дела до этого нет! — оборвал его старший лейтенант. — В следующий раз будешь выполнять то, что тебе приказали. В общем, через час доложишь.

И Чиковой, не раздеваясь, прямо в фуфайке повалился на лапник. Он понимал, что Бокарев через час не обернется — мастерская открывается в семь утра, а даже если и обернется, будить все равно не станет — неписаные законы разведчиков знает. Но сказано — значит сказано.

Бокарев нехотя поднялся, взвалил на плечи свой «максим» и вышел из землянки…

Ровно через четыре часа старшина Дьячков поднял разведчиков. Чиковой встал первым, стряхнул с фуфайки прилипшие еловые иголки, глотнул из котелка кипятку и приказал:

— Всем проверить лыжи, оружие. Через десять минут выходим. — И к старшине: —На передовой тихо?

— Тихо, — ответил старшина. — Поземка разыгралась пуще прежнего. Как раз что надо. Вот только Бокарев пропал. Ушел — и до сих пор не возвернулся.

— Как? Еще не вернулся! — Чиковой уже забыл про Бокарева, да, собственно, сейчас не до него. Но прошло четыре часа. Это снова разозлило старшего лейтенанта и одновременно встревожило. В какое-то мгновение он подумал: не заблудился ли Бокарев в такую круговерть, а затем разом отбросил мысли о пулеметчике и весь переключился на предстоящую разведку.

Когда вслед за всеми он вышел из землянки, ему в лицо ударил колючий ветер и снегом залепило глаза. Вокруг нельзя было ничего разглядеть. «Пурга действительно что надо, — подумал Чиковой, — и вылазка должна удасться. Немцам и в голову не придет, что русские решатся навестить их днем. Да в такую пургу сам черт не разберет, где свой, а где чужой!»