Роберт Леки - Каска вместо подушки

— Павуву, — усмехнулся лейтенант, — пишется с заглавной буквы П.

— Ну и что?

— Так называется место, куда мы направляемся. Остров Павуву — один из Соломоновых островов.

— Поэтическое название, — мечтательно протянул Плейбой.

— Наверняка, — хмыкнул Красноречивый. — Ветер едва колышет ветви пальм, белые пляжи млеют под нежными поцелуями голубого моря, полуобнаженные островитянки выходят встречать нас с песнями и экзотическими цветами...

— Эй, вы там, где обнаженные красотки?

— Это будет волшебная сказка, — продолжил Красноречивый, проигнорировав реплику. — И когда же мы туда прибудем, лейтенант?

— Завтра.

Мы вышли на берег под проливным дождем, поднялись по скользкому, покрытому жидкой грязью склону в рощу кокосовых пальм и стали осматриваться. Это был наш новый дом. На Павуву нас доставили для отдыха. Здесь мы должны были подготовиться к участию в следующей военной кампании.

Вместо уже привычных мачете нам выдали ведра и лопаты. Здесь не было зарослей высокой травы и кустарника, которые следовало вырубать, зато повсюду, насколько хватало глаз, была грязь, которую было необходимо засыпать тоннами кораллов из открытого карьера на холме прямо напротив нас.

Мы делили Павуву с полчищами крыс, с которыми тоже приходилось справляться традиционным для американцев способом. Довольно скоро запасы отравы подошли к концу, а кучи маленьких тушек в разной стадии разложения стали доставлять больше беспокойства, чем стаи живых грызунов, совершавших периодические набеги на наши палатки.

Когда темнота прекращала наши сражения с грязью и крысами, мягкое шуршание пальмовых ветвей возвещало о появлении более экзотического противника — летучих мышей, бесшумно расправлявших крылья на ветру.

В итоге справились мы только с грязью. Крыс мы оставили в покое, да и летучих мышей старались не беспокоить, лишь иногда недоумевая, откуда появляются крысы, и если из пальмовых ветвей, как мы предполагали, то как они уживаются со своими молчаливыми соседями — летучими мышами.

Еда была отвратительной, а палатки — гнилыми и дырявыми. Не было и питьевой воды, если не считать того количества, что за ночь набиралось в каски. Мы купались, выскакивая голыми под дождь, торопливо намыливаясь, поскольку дождь мог в любой момент прекратиться и, значит, существовала опасность остаться на неопределенный срок намыленным. Одежду мы кипятили в баках дождевой воды. Разъеденные язвами ноги болели немилосердно, и нам приходилось часто снимать ботинки и носки и ложиться, подставив ноги солнцу.

Но мы все это выдерживали раньше, могли вытерпеть и теперь. Только плохая еда и дырявые палатки не могли повлиять на боевой дух моих товарищей, гибель надежд — вот что нас сломило.

Надежда существовала всегда: надежда на подход свежих частей, на солнце, на победу, на выживание. Когда же нам сказали, что нас не отправят домой для замены личного состава, мы задушили в себе надежду и превратились в деревянных солдатиков. Будущее у нас ассоциировалось с бесчисленными занятыми противником островами, которые предстояло отвоевать, а мы уже давно успели заметить, как после каждой операции уменьшается число ветеранов — тех, с кем мы были в Нью-Ривер. Люди считали ситуацию безвыходной, и некоторые даже сводили счеты с жизнью.

Мы лежали, прислушивались к шуму дождя или топоту крысиных лапок, и думали ни о чем.

А потом все изменилось.

Нам сказали, что половина из ветеранов может отправляться домой.

Сначала была огромная радость, а потом, когда был обнародован способ отбора счастливцев, столь же безмерная злость. Будет проведен жребий, лотерея, в которой из шапки будут вытягивать бумажки с именами, но будут написаны имена только тех, кто ни разу не подвергался наказаниям.

Я был среди тех, чьи имена не были написаны на вожделенных бумажках, так же как и имена Хохотуна, Здоровяка, Цыпленка, Сувенира и многих других. Получилось, что ветеранов 2-го батальона 1-й дивизии разделили на хороших и плохих парней.

Мы все были в ярости. Теперь я знаю, как себя чувствует осужденный, которому припомнили все прошлые грехи. Мы оказались в группе «плохих» парней именно из-за прошлого. И никто не принимал во внимание, что мы уже понесли наказание, причем не единожды. У нас все проблемы привыкли решать одним методом — выбирая «корабельных крыс» для особенно грязной работы и лишая их заслуженных привилегий. И тот факт, что мы отлично проявили себя в боевых действиях, ничего не менял. Еще хуже, должно быть, было представителям третьей группы, имевшим столь редкие профессии, что без них нельзя было обойтись, независимо от того, хороший это был солдат или плохой. Подозреваю, что любой приговор, вынесенный Артисту, был бы отменен только потому, что его работу не может выполнить никто другой. Без Артиста нет картографического отделения. Точно так же я не сомневаюсь, что кто-то в нашем командовании был приверженцем теории о том, что частые обитатели гауптвахты должны отдуваться за все.

Сейчас, оглядываясь назад, мне легко простить моим командирам такое отношение. Но тогда ситуация была совсем иная. Мы чувствовали себя несправедливо приговоренными к казни. Вопиющая несправедливость потрясла меня настолько, что я едва владел собой, с трудом справляясь с негодованием. Когда после отъезда счастливчиков наступил период ужесточения дисциплины, я решил убраться с Павуву туда, где можно отдохнуть и восстановить душевный покой.

Разве есть для этого место лучше, чем госпиталь?

Эпизод с лейтенантом Большое Кино показал, что побег в госпиталь может решить множество проблем. Почему бы не попробовать этот метод снова? Из-за дождя, который шел беспрерывно, хотя дождливый сезон уже вроде бы закончился, у меня обострился энурез. Возможно, заболевание усугубилось волнением. Парни, живущие со мной в одной палатке, уже давно настаивали, чтобы я обратился к доктору. Так я и сделал.

Доктор, который уже знал меня, дал направление в госпиталь на Банике. Мне предстояло уехать рано утром.

Обратно из лазарета я шагал с чувством мрачного удовлетворения. Войдя в палатку, я увидел, что на моей койке сидит Резерфорд. Неожиданно пальмы и тропическая ночь исчезли, и я снова оказался перед банком на Стейшн-сквер. Дома. Как часто мы там стояли — Резерфорд, я и другие парни, обсуждая игру футбольной команды. Он вступил в морскую пехоту одновременно со мной и попал в 5-й полк. После Нью-Ривер мы не виделись.

Он радостно заулыбался, а я спросил:

— Почему тебя не отправили домой?

— Я оказался не слишком хорошим парнем, надо полагать.

— Я тоже, — сказал я и на мгновение замолчал, увидев, что он вытаскивает из-под куртки большой японский пистолет. — На кой дьявол тебе это нужно?