Кондратий Биркин - Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II

Тогда созван был великий собор, составленный из выборных от всех городов царства русского. Покуда он устраивался, государственными делами правила боярская дума, издававшая указы от имени царицы Александры. Этот временной образ правления был не по сердцу народу, искони веков уподоблявшему себя пчелиному улью, существование которого без матки немыслимо, и во многих городах обнаружились беспорядки, именно вследствие желания народного — скорейшего водворения порядка… К довершению ужаса разнесся слух, будто России угрожает крымский хан новым вторжением.

В пятницу 17 февраля 1598 года в Кремле происходило первое заседание государственного собора для обсуждения великого вопроса об избрании царя. В лице усопшего Феодора Ивановича пресекся Царский род Рюрика: глас народа, как глас Божий, должен был назвать родоначальника новой династии из среды знатнейших бояр, и все члены всемирной думы (в числе свыше тысячи человек) назвали единогласно Бориса Феодоровича Годунова! В подтверждение его прав заседавшие в думе вельможи привели несколько фактов из жизни счастливого избранника, возросшего вместе со своей сестрою при дворе покойного Ивана Васильевича и вскормленного его хлебом-солью. Узнав однажды, что Борис заболел, Грозный навестил его и сказал ему: за тебя страдаю, как за сына, за сына — как за невестку, за нее — как за самого себя! Затем царь, сложив три перста правой руки, промолвил: «Вот Феодор, Ирина и ты! не раб, но сын мой!» На смертном одре, во время исповеди, Грозный выслал из своей опочивальни всех, кроме Бориса Феодоровича Годунова. «Для тебя, — сказал он при этом, — обнажено сердце мое. Тебе приказываю мою душу, сына, дочь и все царство… Блюди их, иначе дашь ответ Богу!» Если таковы действительно были отношения Годунова к царскому дому, тогда, конечно, он имел полное право быть наследником престола, как выморочного имения, хотя и тут возникает спорный вопрос: не более ли Бориса Годунова имели прав Романовы, Сицкие, Шуйские, Ростовские и многие, многие бояре? Годунов Грозному был «не по-хорошему мил, а по милу хорош»; Иван Васильевич сажал на престол и Симеона Бекбулатовича, как Калигула и Гелиогабал производили своих коней в сенаторы римские, но законно ли это было? Царство не усадьба, корона не золотая сулея, которые можно было дарить кому вздумается… В единогласном избрании Годунова всего удивительнее миролюбие олигархов и знати; на них тогда словно туман нашел; а что он побаивался тогда каких-нибудь решительных мер с их стороны, тому доказательством служит его уединение вместе с сестрою в келье Новодевичьего монастыря, где пребывало и все его семейство.

Февраля 20 патриарх, весь синклит и знатнейшие бояре опять отправились к лицемеру на поклон с просьбою удостоить принять царский венец, и опять повторилась та же сцена: Годунов ужасался, плакал, называл депутатов искусителями и выслал их вон из монастыря. На другой день во всех церквах отслужен был праздничный молебен о смягчении сердца народного избранника; всю ночь Москва не смыкала глаз, а на заре весь город, предшествуемый крестным ходом, устремился к Новодевичьему монастырю… Из ворот обители навстречу патриарху вынесли икону Смоленской Богоматери, за нею вышел и Годунов. Заливаясь слезами, он упал на колени пред иконою Владимирскою и воскликнул:

— Матерь Божия, что виною подвига твоего? Сохрани меня, многогрешного, под святым твоим покровом!

Затем, подняв заплаканные глаза на патриарха, Годунов сказал с укоризною: «Пастырь, за это ты дашь ответ Богу!»

— Верь провидению! — отвечал патриарх. — Божия матерь совершила подвиг свой из любви к тебе, дабы ты, наконец, устыдился!

Пошли в церковь, отслужили литургию, во время которой монастырь, будто крепость в тесной осаде, был окружен сотнями тысяч народу. По окончании обедни крестный ход отправился в келью царицы, и здесь патриарх, положив перед Борисом земной поклон, умолял его не упорствовать долее; та же мольба загремела и за стенами монастыря из уст бесчисленной массы народной, вдовствующая царица со слезами уговаривала упрямого брата, упрямиться которому еще дальше было бы уже наконец и неприлично, и нерасчетливо.

— Буди же Его святая воля! — произнес лицемер со вздохом. — Настави меня, Господи, на путь правый и не вниди в суд с рабом твоим!

Весть о согласии Бориса Феодоровича быстрой молнией излетела из стен монастыря, а за нею, подобно грому, загремели по всем концам Девичьего поля клики: ура и слава! Долголетнее желание Годунова наконец исполнилось…

Читатель да не посетует на нас за подробный рассказ об избрании Бориса Феодоровича по весьма уважительным причинам. Рассказывая о жизни великого полководца, можно ли умолчать о его распоряжениях на поле битвы, окончившейся завоеванием целого царства или славной победою? Здесь — то же самое; но только вместо полководца перед нами временщик, искусный шахматный игрок, выигрывающий партию у всей России… Можно ли было не следить за его ходами? Да ведь избрание его — это такой страшный шах и мат, сделанный им России, который повлек за собою целый ряд проигрышей в лицах: Самозванца, пройдохи Шуйского, Тушинского вора, Лжепетра, Владислава, Сигизмунда! С этими проигрышами связаны были разорение царства, чуть не гибель Москвы, осада Троицко-Сергиевской лавры, междуцарствие… Ведь в этих кровавых шахматных партиях святая Русь потеряла Гермогена, Ляпунова, Ржевского и тысячи других верных своих детей… страдала, была погребена под развалинами городов, под пеплом сел и деревень — но и воскресла для новой, счастливейшей жизни!..

21 февраля Годунова — это 18 брюмера Наполеона I и 2 декабря Наполеона III; который из трех игроков был искуснее, решить мудрено, хотя и возможно.

В летописях наших сохранилось сказание, будто Годунов еще при жизни царя Феодора Ивановича совещался с какими-то ведунами или звездословами. Они предсказали ему, что он будет царем, но царствовать будет только семь лет.

— Хотя бы семь дней, — воскликнул в ответ временщик, — лишь бы царствовать!

Какую исполинскую силу воли, какой запас ума, хитрости, лицемерия должен был иметь этот человек, достигший престола с их помощью.

В воскресенье сырной недели, 26 февраля, Борис Годунов торжественно въезжал в Москву, сопровождаемый супругою Мариею Григорьевною, сыном Феодором и дочерью Ксениею. Восторгу и умилению народа не было пределов. Поклонясь святыне столицы русского царства, гробам великих князей, и двух царей (Иоанна и Феодора) — своих предшественников, новый царь возвратился в монастырь к сестре, сделав распоряжение о приведении народа к присяге. Бояре и дворяне обязаны были по данной форме дать клятву не изменять царю ни словом, ни делом; не покушаться на его жизнь ни зельем, ни чародейством; не думать о возведении на престол князя Симеона Бекбулатовича или его сына; не иметь с ними ни сношений, ни переписки; [4] Малодушная, непростительная ревность в человеке, уверенном в своих правах! Вся Россия единодушно его избрала, а он вводит в формулу присяги пункт, дающий весьма жалкое понятие о его уверенности в чувствах народных… Боится убогого крещеного татарина! доносить о злоумышлениях без лицеприятия, не щадя ни родства, ни свойства, служить верой и правдой и т. д. По предложению патриарха (9 марта) духовная дума соборно постановила: 21 день февраля на веки веков(?!) праздновать как незабвенное и всерадостное торжество. Новый царь ревностно занялся делами, уделяя досужие часы беседе с царицею-монахинею. Эта приторная нежность заставила ее наконец при всей любви ее к брату напомнить ему о других важнейших обязанностях. Апреля 30 происходил вторичный торжественный въезд царя с семейством в Москву, на этот раз на постоянное жительство во дворце, увеличенном новыми пристройками. При избрании на царство Борис Феодорович пленил свой народ смирением; при первом прибытии в столицу — щедростию; при втором — набожностию и благочестием, и все эти три маски были приняты людьми русскими за правдивые отражения высокой души в ее зеркале, т. е. в лице Годунова. Он, жена его и дети посетили многочисленные храмы московские, повсюду служа молебны, прикладывались ко св. мощам и иконам. Феодор и Ксения, оба прелестные собою, казались народу, глядевшему на них сквозь слезы умиления, двумя ангелами-хранителями престола и царства, и, зная это, Борис Феодорович, выставляя детей своих на показ, парадировал своею родительскою любовью… Бедные его птенцы говорили боярам заученные речи, собственноручно раздавали милостыню нищим, и это невинное с их стороны кокетство только пуще распаляло к ним страстную любовь народную… Как быть: простота, искренность — удел законных государей; кокетство, лицедейство и лицемерие — удел узурпаторов, т. е. государей поддельных. Годунов на троне был постоянно отличным актером, превосходно играя роль доброго и честного человека, и ему приличнее было бы, нежели Нерону, сказать умирая: что за великий артист погибает (Qualis artifex pereat)!