Кондратий Биркин - Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

Лувуа, как мы уже говорили, был креатурою герцогини Монтеспан; одной этой причины достаточно было, чтобы маркиза Ментенон его ненавидела. При всех своих недостатках министр был человеком полезным и не лишенным способностей мужа государственного, но мог ли принять это во внимание Людовик XIV, глядевший глазами маркизы, ее ушами слушавший? И Лувуа впал в немилость. Король придирался к малейшему поводу, чтобы спорить с министром и язвить его; Лувуа, в свою очередь, не оставался в долгу, и, таким образом, они стали друг к другу в самые натянутые и неприязненные отношения. В 1688 году весною, прогуливаясь вместе с Лувуа в Трианоне, король заспорил с ним о том, будто одно из окон дворца меньше других; Лувуа не уступал, и когда архитектор ле Нот решил вопрос в пользу короля, Людовик осыпал Лувуа ядовитыми упреками. В тот же день министр, обедая в кругу друзей, отвечал им на все расспросы о причинах его дурного расположения духа:

— Все вздор! Но по обхождению короля со мною я вижу, что пропал в его мнении. Исход один: надобно затеять войну, и война будет!

Эта война была та самая, во время которой Людовик XIV вооружил против себя всю Европу, затронув соединенные штаты Голландии.

По словам некоторых историков, заслуживающих веры, поводом к войне с Голландиею было высокомерие Вильгельма Оранского и оскорбительный его отказ на предложение Людовика XIV жениться на его побочной дочери мадемуазель де Блуа. «Принцы Оранские, — отвечал Вильгельм, — имеют обыкновение жениться на законных дочерях государей, а не на их батардках!»

Если это было истинною причиною разрыва Франции с Голландиею, тем не менее Лувуа много способствовал решению распри достичь путем вооруженного столкновения. Мы не намерены следить за ходом войны, в которой принимали участие знаменитые полководцы Людовика XIV и дофин, наследник его престола; скажем только, что король французский дал у себя приют Иакову II, королю английскому, с его семейством, свергнутому с престола Вильгельмом Оранским. Герцог Лозен в декабре 1688 года помог бежать из Англии супруге короля Марии и его сыну, принцу Уэльскому. В Калэ они были встречены г. Шара, откуда письменно уведомили короля французского о своем прибытии в его владения; Людовик назначил им местопребыванием замок Сен-Жермен и с свойственной ему любезностью отправился навстречу к своим гостям. Свидание это произошло в Шату. Король сам отворил дверцу подъехавшей кареты и, взяв на руки, несколько раз поцеловал маленького принца. Отличный фразер, умевший всегда кстати отпустить блестящее и звонкое словцо, Людовик отвечал королеве на изъявление ею живейшей признательности:

— Печальную услугу оказываю я вам ныне, но вскоре надеюсь оказать иную, более достойную вас, короля, — брата моего и меня самого!

Он намекал на возведение Иакова Стюарта на родительский престол.

Супруга короля английского была помещена в покоях покойной королевы Марии Терезии, сын ее на половине внука королевского герцога Бургундского. В пятом часу вечера 7 января 1689 года сюда прибыл и король английский Иаков II, преклонивший колено перед встретившим его Людовиком. В сравнении с подобным самоуничижением Иакова II поступок его жены с маркизою Ментенон можно было назвать геройским подвигом. Маркиза, не принимавшая участия в церемониальной встрече высоких гостей, явилась к королеве Марии с визитом, как равная к равной. Желая напомнить этой женщине, сожительствовавшей с Людовиком под псевдонимом жены, что между нею и супругою Иакова Стюарта есть значительное расстояние, она продержала ее несколько минут в приемной. Правда, королева позолотила эту пилюлю, сказав маркизе, что в этом промедлении вся потеря на ее стороне… но эта медовая фраза не усладила горечи самой пилюли, раскушенной маркизою. Оскорбленная фаворитка жаловалась Людовику и отомстила державным гостям многими затруднениями при регламентации правил этикета в отношении короля и королевы английских. Постановлен был вопрос о том, следует ли Иакову Стюарту воздавать одинаковые почести с Людовиком XIV и обходиться ли последнему со своим гостем как равному с равным? Оба вопроса были решены в пользу Стюартов, однако же не без препятствий со стороны маркизы Ментенон.

Замечательно, что каждая фаворитка Людовика XIV делала театр и литературу орудиями своих происков. В угоду ла Вальер Мольер написал Принцессу Элидскую, для Монтеспан — Амфитриона, Расин по заказу Генриэтты Английской написал Беренику, и его же избрала Ментенон для обработки сюжета Эсфири, ею заимствованного из сказаний библейских: Артаксеркс… разумеется, король; Астинь (Va sthi) — герцогиня Монтеспан; Аман — Лувуа; Эсфирь — маркиза Ментенон. Этой трагедией, разыгранной воспитанницами Сен-Сира, маркиза — будто одним камнем двух птиц — поразила и соперницу, и своего ненавистника. Оба они были приглашены на спектакль и при монологе Эсфири:

взоры всех зрителей обратились на герцогиню Монтеспан; когда же царь персидский, превращенный Расином во французского селадона, ворковал Эсфири:

те же зрители выразительно посматривали на маркизу Ментенон, скромно потуплявшую глазки. К сожалению, на ее собственную долю досталась не совсем приятная аппликация. На сцене бранили Эсфирь за ее покровительство единоверцам — ив этом почти все заметили намек на кальвинистов. Вслед за тем досталось и королю. Вся зала разразилась аплодисментами, когда были произнесены стихи по поводу указа Артаксеркса о преследовании иудеев:

Натекай эдикт и подвиг Лувуа в областях кальвинистов еще у всех были свежи в памяти. Лицо Людовика XIV наморщилось, он нахмурил брови и по окончании пьесы не удостоил бедного Расина ни единым ласковым словом. Всыпая лесть в своей трагедии пригоршнями, по ошибке захватил крупинку правды, а она и испортила все дело. Вообще Расин, возросший при дворе Людовика XIV, был неловок на слова и в выражениях непозволительно опрометчив. Еще незадолго до представления Эсфири король говорил с ним о театре и спросил, что дают хорошего?

— Очень мало, ваше величество, — отвечал Расин. — Хорошего наша публика не ценит; она довольствуется и пошлостями какого-нибудь Скаррона!