Кондратий Биркин - Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга III

В исходе июня 1654 года Христина навсегда покинула свою родину и начала новую, скитальческую жизнь, играя весьма неблаговидную роль женщины-паразита при иностранных дворах. В письме своем к Шаню она сравнивала себя с актрисою, сходящею со сцены; сравнение верное, но не за кулисы удалилась она, а сменила театр на площадный балаган и из актрисы первоклассной сделалась чем-то вроде странствующего ярмарочного гаера, начав это новое поприще смешным и жалким переодеванием в мужское платье. Мы проследим за нею в ее скитаниях и увидим, до чего довели ее странное сумасбродство и эксцентрические выходки.

— Наконец-то я на свободе и вне той страны, в которую, надеюсь, никогда не возвращусь!

Этими словами Христина прощалась со своей родиной, въезжая в датские владения. Здесь переоделась она в мужское платье, приняв имя графа Дона. Прибыв 10 мая 1654 года в Гамбург, она заняла квартиру в доме богатого банкира, еврея Тепсейры, которого назначила своим резидентом. Бургомистры города приветствовали ее, а пастор Миллер, говоривший проповедь, сравнивал ее с царицею Савскою, путешествующею для изучения мудрости царя Соломона. Из Гамбурга королева отправилась в Голландию, где надела опять женское платье и была встречена с великим почетом императором-наместником эрцгерцогом Леопольдом. В Антверпене с нею виделись шведский посланник граф Тотт, вручивший ей рекомендательные письма от короля Карла Густава к королям французскому и испанскому.

— Поблагодарите короля за внимание, — ответила она, — но в его рекомендациях я не нуждаюсь, в той надежде, что собственная моя слава лучшая мне рекомендация!

Замечательно, что Христина после своего отречения выказывала необыкновенное тщеславие, доходившее до ребячества. Въезжая в чужие владения, она требовала себе триумфальных встреч и страшно обижалась на малейшее нарушение этикета. Она как бы хотела оправдывать надпись на медали: Христина и без короны королева. Триумфальная встреча, оказанная ей в Брюсселе 24 декабря 1654 года, должна была пресытить ее самолюбие. На другой день во дворце эрцгерцога Леопольда в присутствии его, Пимантеля, графов Фуэнсальданьи, Монтекукули и дона Наварры она пред католическим священником, отцом Гомесом отреклась от лютеранизма и подписала акт, немедленно отосланный в Рим. Есть предположение, будто мысль о переходе в католицизм была внушена Христине Декартом и Пимантелем. Иезуит Годфрид Франкен, духовник графа Робелледа, беседовал с нею о делах веры еще в бытность ее на престоле шведском. По другим сказаниям наставниками Христины были иезуиты Мацедо, Малин и Кавати. Какая именно была у нее побудительная причина к отступничеству от родного вероисповедания — это одна из неразгаданных исторических тайн. В бытность свою в Риме Христина по прочтении книги, в которой описано было ее обращение, написала на заглавном листе: «Кто писал книгу, ничего не знает; та, которая знает, ничего не писала» (Chi l'ha scritto поп lo sal chi lo sa non l'ha mai scritto). Обращение королевы, до времени сохраняемое в тайне, не замедлило сделаться гласным; католический мир ликовал, протестанты негодовали. Самый беспристрастный судья этого поступка не мог извинить Христины или найти хоть одно слово в ее оправдание. Тягчайшего оскорбления памяти своего отца, конечно, не могла нанести эта недостойная дочь Густава Адольфа! Хотела ли она этим сродниться с югом, на который ее влекла какая-то таинственная сила? Но неужели Христина, при своем обширном уме, не могла понять, что она католическому миру и Италии всегда будет так же чужда, как чужда итальянской почве угрюмая ель холодного Севера.

С полгода провела она в Брюсселе в чаду праздников, балов, спектаклей, сменявшихся обеднями, проповедями и религиозными процессиями. Женщина жизни строгой и воздержанной в бытность свою лютеранкою, Христина по обращении в католицизм сделалась ревностной последовательницей учения Эпикура; она писала любимице своей девице Спарра: «Не слушаю проповедей, презираю проповедников. Прав Соломон: все суета сует; ешь, пей, веселись и живи в полное свое удовольствие».

После кратковременного пребывания в Тироле Христина с огромною свитою шведов, фламандцев, итальянцев и испанцев отправилась в Рим по совершении над ней в Инсбруке обряда миропомазания, по чинуцеркви католической папским нунцием Лукою Гольстениксом. В папские владения она прибыла 21 ноября 1655 года. На границе она была встречена четырьмя нунциями, сопровождавшими ее в Ферарру, Болонью, Римини, Пезаро и Анкону. В Лоретто она пожертвовала тамошней иконе Богоматери золотые венец и скипетр, украшенные бриллиантами и жемчугами; в Ольджиетте ее ожидали два кардинала с огромной свитой, и 19 декабря 1655 года она въехала в Рим чрез ворота Фортуны. Город был иллюминован, улицы были наводнены народом. При представлении своем папе Александру VII Христина пре- клонила пред ним колено и поцеловала у него руку и туфлю. Через несколько дней королева совершила торжественный въезд в вечный город, до того времени пребывая в нем будто инкогнито; слушала обедню в соборе св. Петра, приобщалась св. тайн по обряду католической церкви, причем к ее имени, Христина, папою было присоединено имя Александры.

Весь Рим, от папы до простолюдина, смотрел на Христину как на чудо своего времени. Духовенство восхищалось ее благочестием: аристократия превозносила ее за ум и любезность; ученые удивлялись глубоким ее познаниям. Драгоценные библиотеки, музеи, редкости и археологические сокровища приковывали внимание королевы, и, осматривая их, она выказывала свой редкий ум, удивительную память и громадную начитанность. Увидя статую правды, работы Бернини, она воскликнула с восторгом:

— Какая прелестная вещь!

— Слава Богу! — сказал один из сопровождавших ее кардиналов, — вы восхищаетесь тем, чего вообще все государи не очень-то возлюбляют.

— Потому что не всякая правда мраморная! — отвечала Христина. В числе ее обожателей были кардинал Колонна, которого папа выслал из Рима за его нежные выходки, превосходившие меры приличия. Из ученых особенно внимание королевы обратил на себя протопресвитер ордена иезуитов славный Афанасий Кирхер, астроном, физик, химик, естествоиспытатель, историк и ориенталист, достойный удивления даже в наше время и заслуживающий благодарности потомства за открытие им камер-обскуры и волшебного фонаря. Показывая Христине свой физический кабинет, он удивил ее опытом палингенезии, о котором считаем нелишним сказать несколько слов, заимствуя рассказ наш из сочинения Кирхера Подземный мир (Mundus suberraneus).

Аппарат, посредством которого был произведен чудесный опыт, состоял из круглого хрустального графина, герметически закупоренного и наполненного прозрачной жидкостью, как бы спиртом или водою. На дне сосуда был заметен землянистый осадок темно-бурого цвета. Когда графин был поставлен Кирхером на солнце и содержавшаяся в нем жидкость начала нагреваться, со дна, именно из лежавшего на нем ила, стали подыматься зеленоватые нити, которые, расстилаясь и переплетаясь между собою, образовали внутри сосуда целый куст зелени, покрытый цветами. Он исчез, когда графин поставили в тени, и исчез с тою же постепенностью, с которою появился. По словам Кирхера, явление это могло повторяться бесчисленное число раз при нагревании сосуда солнечными лучами, производящими это возрождение (палингенезию) цветка из его семян — «подобно тому, — добавил иезут, — как тело человеческое должно возродиться из его праха!». В книге Подземный мир Кирхер подробно описал, как надобно приготовлять семена для опыта палингенезии: мелко истолченные, они всыпаются в сосуд, которые должно наполнить росою, герметически закупорить и на три месяца зарыть в навоз. Опыты многих ученых минувшего столетия и даже начала нынешнего не подтвердили, однако, истины слов отца Кирхера, и опыт его вообще причисляют к числу фантастических, вроде опытов превращения металлов, деланных алхимиками. Призрак цветка во внутренности графина мог быть произведен посредством вогнутых зеркал, расположенных по известным законам катоптрики.