Лариса Фотина - Мой муж Норбеков, или как родилась Лора

Приятно было видеть в зале детские лица — в группах бывали и школьники. Один веселый паренек в анкете написал: "Если бы в школе были такие учителя, как вы, то все были бы отличниками".

И еще одну записку без подписи я храню с тех пор, она написана старательным детским почерком на листочке в косую линейку: "Лариса Александровна, вы стали моим самым близким другом, если мы больше не увидимся, знайте: я вас очень люблю и никогда не забуду!" Такие чувства дорогого стоят.

Особенно мне запомнилась первая группа детей из школ для глухонемых. Они случайно узнали про нас и сами пришли. Мы работали с ними с максимально возможной любовью и вниманием. После цикла ко многим детям вернулось чудо слуха. Никогда в жизни не забуду, как слезы застилали мне глаза, когда я смотрела на сияющие лица детей, которые прислушивались к новому для себя миру звуков. Я берегу в своей памяти картинки впечатлений так же, как храню в отдельной папке открытки со стихами слушателей:

Труд Ваш почетен, но и труден. И Ваша жизнь — для многих свет. Здоровья Вам на радость людям. Еще хотя бы на сто лет.

Как-то к нам на занятие приехали корреспонденты и стали брать интервью для местной газеты. Мирза пригласил их снять нас на камеру. Его — как основного героя, а нас — чуть-чуть. В перерыве корреспонденты с диктофонами подбежали ко мне, и, когда я начала о чем-то говорить, Мирзакарим вдруг резко обернулся и закричал при всех:

— Что такое!? Вы нам мешаете! Как вы можете!

Вон отсюда!

Я ужаснулась: "Это не Мирзакарим! Не может любящий человек так на меня орать…" Слезы сами просто брызнули из глаз. Было обидно за себя и других. Чувство несправедливости заставило меня возмутиться:

— Как вы можете так себя вести с людьми?

А он снова:

— Вон отсюда! Все!

Я заплакала и ушла… После окончания интервью он подошел и спрашивает:

— Что за слезы?

— Тут и так понятно, отстань…

Мирза падает на колени прямо предо мной:

— Прости меня! Ну, я — дурак, дикарь, не умею себя вести с женщинами. Я вообще впервые работаю с женщинами. Для меня женщина — это "Молчать!" И все. Поэтому я так себя и веду… Ты меня извини.

— Мирзакарим, ты живешь в России, здесь совершенно другое отношение к женщинам, чем в Узбекистане. Это тебе не твой аул. Если ты хочешь жить здесь — живи по нашим законам. Здесь не Азия. Не надо стоять на коленях, встань на ноги.

Я не могла простить его так сразу. Необходимо было время.

К лету 1993 года оздоровительная система была полностью проверена и отработана. Дух исследователя звал меня вперед, открывались новые горизонты, и я брала на себя все больше и больше ответственности. Мне хотелось помогать Мирза-кариму во всем. Кое-что из наших изобретений я уже запатентовала, договорилась об издании книги, программы занятий были составлены и тщательно расписаны. Работа наладилась, постоянно шел поток желающих вернуть здоровье и молодость.

Мирзакарим решил охватить побольше городов и регионов. Нашими лучшими помощниками стали Володя Клещев и Нелли Аверина. Они — дипломированные врачи, и мы очень с ними подружились. Но люди все равно хотели эксклюзив — Норбекова и меня. Это радовало, но в то же время работать с Мирзакаримом становилось все труднее и труднее. Его стиль общения с людьми вызывает много споров и возмущения. И поэтому часто от нас уходили. Не все могли смириться с тем, что он прямо в зал мог резко крикнуть:

— Аура!

А потом, также неожиданно мягко:

— Вы меня извините! Ведь кто такой больной?

Это же — самоубийца! Он не любит себя. Я не могу спокойно это наблюдать!

И это была "ложка дегтя в бочке меда". Не всем нравились жесткость Мирзы, его несдержанность. Бывали даже случаи, когда Мирзакарим явно "перегибал палку", и тогда доходило до жалоб и даже отказов от цикла занятий. Мирза, конечно, оправдывался, объясняя, что так жестко с ним работал его учитель и даже бил.

Иногда он доводил слушателей до слез, но те хотели избавиться от болезни, и им приходилось терпеть такое обращение. В конце концов, многие, несмотря на это, испытывали к нему благодарность за помощь. Сам Мирзакарим называет это "работой над эмоциями". Метание из крайности в крайность. То — кнут, то — пряник. То — любовь, то — ненависть. Мне этот метод никогда не был близок, я считаю, что лучший проводник целительной энергии — это любовь. И я пыталась донести этот подход и до него:

— Мирзакарим — будь мягче, ведь люди доверились тебе, они верят в тебя и открыты. Не делай им так больно. Не многие могут терпеть душевную боль. Они и так все нездоровы. Не отталкивай слушателей грубостью. Ты можешь закрыть им последнюю возможность к пониманию исцеления, — я старалась акцентировать внимание на доброжелательный настрой наших занятий.

Мирзакарим говорил слушателям:

— Я вас не лечу, я даю вам методы исцеления — вы лечитесь сами.

Но не все могли и хотели работать самостоятельно. И приходили к нам снова и снова. Особенно после того, как видели, что кто-то посторонний может решить их проблемы прямым вмешательством. Прямо как поход к врачу. А между тем, человек действительно может понять, что его здоровье — в его руках.

Однажды Мирзакарим, вернувшись из Екатеринбурга, "притащил на хвосте" каких-то странных людей. Появились они неожиданно во время занятия в большом зале АЗЛК на тысячу мест, хотя группа слушателей была сравнительно небольшая: свободны были балкон и половина партера. Все шло по плану, вдруг, дверь открывается — вваливаются пятеро со своим главным. Он приехал с женой, с телохранителями и с парой «коллег». Все в массивных золотых цепях. Сели в кресла с серьезными лицами. В этот момент мы оба были на сцене. Я почувствовала, что Мирзакарима сразу затрясло. Я ничего не поняла и потихонечку спросила:

— Это кто?

Он не ответил и уже с напряжением продолжил занятие, старался не смотреть в сторону гостей, но постоянно искоса поглядывал на них. Только в перерыве сбивчиво объяснил:

— Они приехали! Я совсем не думал, что они приедут. А они взяли и приехали. Куда их деть?

Оказывается, Мирзакарим наобещал этим браткам, что сможет помочь их шефу излечиться от наркотической зависимости. А главный их был «законченный» наркоман, с громадным животом и циррозом печени. На ногах и на руках живого места не осталось — весь исколотый. Это было нечто. Поселились они в «своей» частной гостинице. Вызвали туда Мирзакарима, чтобы он у них жил и лечил. Мирза меня попросил быть вместе с ним и помочь ему. И я не могла его бросить там одного. Но была в шоке:

— Мирзакарим, ты что, слепой? Кого ты пригласил? Это же тяжелейший пациент, как ты мог его обнадежить? Надо было сказать: "Извините, я не могу ничем помочь". А ты ему пообещал, он и уцепился за последнюю надежду. Пусть лучше уезжают. Это явно выше наших сил.