Наталья Пирумова - Бакунин

Последние слова также говорят о заинтересованности Бакунина «делом», то есть пропагандой коммунистических идей.

Однако за несколько месяцев, проведенных в Брюсселе (весна и лето 1844 г.), взглядам и интересам Бакунина суждено было принять иное направление. Во многом решающее значение для него сыграла встреча с Иохимом Лелевелем.

Лидер революционного крыла польской эмиграции, историк и общественный деятель, человек зрелого возраста, за плечами которого была борьба с оружием в руках против российского самодержавия, произвел большое впечатление на Бакунина.

«В Брюсселе я познакомился с Лелевелем. Тут в первый раз мысль моя обратилась к России и к Польше», — свидетельствует он в «Исповеди».

Лелевель часто встречался с Бакуниным. Они долго беседовали о судьбах Польши и России. Бакунин расспрашивал о польской революции, о планах польских революционеров. Мысли Бакунина, уже склонившиеся в сторону утопического социализма, стали приобретать определенную направленность. Сторонник решительной, непримиримой борьбы против всякого угнетения, поборник освобождения всех народов, он постепенно начинает формулировать свою собственную программу борьбы за освобождение России и славянства.

Однако политическая жизнь Европы не меньше, чем прежде, интересует Бакунина. В конце лета он снова направляется в Париж, где на этот раз на долгое время погружается в атмосферу бурных споров, борьбы различных мнений и политических конспирации.

«Мы оба, т. е. Рейхель и я, в Париже: я — навсегда, Рейхель — до будущего лета, — сообщает он своему швейцарскому знакомому Зольгеру. — Ты знаешь, что я присужден к лишению дворянства и к ссылке в Сибирь, но у меня дурной вкус, и я предпочитаю Париж Сибири» (т. III, стр. 237).

Поселился он здесь у издателя «Форвертс», в прошлом актера, предпринявшего издание газеты с коммерческими целями, Генриха Бернштейна. После прекращения издания «Немецко-французских ежегодников» Бернштейн пригласил сотрудничать в газете Маркса, Руге, М. Гесса, Гервега, а также Бакунина.

«У меня в квартире, — писал впоследствии в своих воспоминаниях Бернштейн, — было несколько свободных комнат; в самой обширной из них жил русский Бакунин, то есть у него имелась в большой комнате складная кровать, сундук и цинковый бокал, составлявшие все его состояние. Это был самый нетребовательный человек в мире. В этой комнате собиралась редакция, 12–14 человек, которые частью сидели на кровати или на сундуке или прохаживались взад и вперед по комнате; все ужасно много курили, возбужденно и горячо споря» (т. III, стр. 467).

Идеи, занимавшие немецких демократов, на время захватили Бакунина. Он принялся за книгу о Фейербахе. Работал, по его собственному признанию, «очень прилежно», но книга так никогда и не увидела света. Неизвестно, сохранилась ли где-либо хотя бы часть ее рукописи. Доведение до конца больших работ редко удавалось Бакунину. Чаще всего новое дело или новые идеи отвлекали его от начатой работы. Так, очевидно, случилось и с книгой о развитии идей Фейербаха. Однако в конце 1844 — начале 1845 года он серьезно занимался как этой работой, так и политической экономией.

Очевидно, что подобное направление его интересов определилось под известным влиянием Карла Маркса.

П. В. Анненков, который встретился впервые с Марксом на два года позднее Бакунина, [86] Весной 1846 года, в Брюсселе. писал в своих воспоминаниях: «…Маркс представлял из себя тин человека, сложенного из энергии, воли и несокрушимого убеждения — тип, крайне замечательный и по внешности. С густой черной шапкой волос на голове, с волосистыми руками, в пальто, застегнутом наискось, — он имел, однако же, вид человека, имеющего право и власть требовать уважения, каким бы ни являлся перед вами и что бы ни делал. Все его движения были угловаты, но смелы и самонадеянны, все приемы шли наперекор с принятыми обрядами в людских сношениях, но были горды и как-то презрительны, а резкий голос, звучавший как металл, шел удивительно к радикальным приговорам над лицами и предметами, которые произносил». [87] П. В. Анненков, указ. соч., стр. 301–302.

Но если Анненкова поразили черты внешнего образа Маркса, то на Бакунина произвели большое впечатление черты его духовного облика: огромная убежденность, эрудиция, железная логика, страстная преданность делу пролетариата. «Редко можно найти человека, который бы так много знал и читал и читал так умно, как г. Маркс, — писал Бакунин. — Исключительным предметом его занятий была уже в это время наука экономическая.

С особенным тщанием изучал он английских экономистов, превосходящих всех других положительностью познаний и практическим складом ума, воспитанного на английских экономических фактах, и строгою критикою и добросовестною смелостью выводов. Но ко всему этому г. Маркс прибавлял еще два новых элемента — диалектику самую отвлеченную, самую причудливо тонкую, которую он приобрел в школе Гегеля, и точку отправления коммунистическую». [88] М. А. Бакунин, Государственность и анархия, П., 1919, стр. 246.

Бакунин был первым русским, серьезно познакомившимся уже в 40-х годах с идеями Маркса. Причем материализм и атеизм Маркса, его политическая экономия, бесспорно, повлияли на него. Отсутствие у Бакунина в это время каких-либо догматических представлений, несвязанность его с тем или иным политическим или философским течением, направлением, школой способствовали сравнительно легкому усвоению ряда импонирующих ему идей Маркса. «Маркс был тогда гораздо более крайним, чем я, — вспоминал он спустя почти 30 лет, — да и теперь он, если не более крайний, то несравненно ученее меня. Я тогда и понятия не имел о политической экономии, и мой социализм был чисто инстинктивным.

Oн же, хотя и был моложе меня, уже был атеистом, ученым-материалистом и сознательным социалистом. Именно в это время он вырабатывал первые основания своей настоящей системы. Мы довольно часто встречались, потому что я очень уважал его за его знания и за его страстную и серьезную преданность делу пролетариата». [89] Ю. М. Стеклов, Борцы за социализм, ч. I, М.—П., 1923, стр. 258.

Помимо Маркса, Бакунин поддерживал связи со многими немецкими коммунистами, был частым посетителем немецких коммунистических клубов в Париже.

O сближении Бакунина с коммунистами свидетельствует и Руге, который сам к этому времени, напротив, стал переходить на позиции мещанского либерализма. «В то время, — пишет он, — в Париже экономические вопросы стояли в центре внимания и обсуждались все формы социализма. При этом я с Марксом разошелся, Бакунин же примкнул к нему и к коммунистам» (т. III, стр. 469).

Но живой интерес к идеям Маркса, известное влияние их на Бакунина никак не означали еще, что он действительно стал коммунистом. Впитывая в себя многие политические учения, с которыми ему приходилось сталкиваться, он иногда на время увлекался ими, иногда брал из них что-то, иногда просто та или иная мысль откладывалась в его сознании, а затем спустя много лет появлялась вновь, обогащенная собственными размышлениями, опытом, практикой.