Дмитрий Кустуров - Сержант без промаха

Брат оказался крепок духом. Откуда это у него? От новой власти? От комсомола, куда бегал не очень долго? Может, этот социализм, о котором столько кричат, там увидел? А тут дела шли так, что люди каждый раз попадали в какую-то дьявольскую игру. Красные били белых, чтоб не было богатых. Потом объявили НЭП и сказали: живите, как умеете, можете торговать, работать по найму, затем разбогатевших на этом раскулачили и отправили на Беломор-канал. Провели земельный передел, но через года два-три, когда все пошли в колхозы, собственность на землю была сведена на нет. Каких только слов не придумывали: "чуждый элемент", «подкулачник», «саботажник», «троцкист», "враг народа"… И чаще всего им оказывался свой мужик, с которым живешь и трудишься рядом. В 1938 году "врагами народа" объявили и своих активистов. Так, Иннокентия Никитина посадили за то, что из свиней, привезенных в колхоз для разведения, пало несколько голов. Правда, до суда дело не дошло, но после выхода из тюрьмы Иннокентий угас, как свеча, и, так и не оправившись от побоев, скончался. А он в числе первых пошел в колхоз, верил, как никто, в силу коллективного труда, был ударником.

Перед войной зачитали постановление ЦК и с личных подворий по новому загнали скот в колхоз, оставив на хозяйство по одной корове. И в первый же год засухи людей врасплох застал голод. Многие распухли. Но они о постигшей их беде даже заикнуться не смели. Говорили, как положено, и виновато улыбались. Постоянная нужда так и заставляет людей быть доверчивыми и смирными. Они часто падали, но тут же вставали, ошибались сами или им помогали ошибаться, теряли прежнюю веру и тут же подхватывали ту, которую им подсовывали. И получалось так, чем больше натерпятся люди бед, тем сильнее они жаждут от них избавиться. Так неужели его брат поднимается в атаку, подгоняемый вот таким же настроением? Наверно, так и есть. Он и трудился, как одержимый, хотел доказать силу коллективного труда, как единственного пути в всеобщее благополучие. Он так увлекался работой в колхозе, что не находил времени сколотить домик для своей семьи. Тогда подобное поведение брата казалось, мягко говоря, чудачеством; он носился с несбыточными думами, одержим был колхозом, новой жизнью. Неужели на войне так необходима человеку одержимость?

Занятый своими сомнениями и догадками, старик не заметил, как вошел в свой двор. Привычным движением схватил палку, стоящую у двери, и стал сбивать снег со своих торбасов.

А скоро ему перешлют второе письмо командира части о его брате, присланное на этот раз в адрес райкома партии. Содержание письма будет такое:

"Товарищ секретарь райкома! В моей части служит младший сержант Охлопков Федор Матвеевич, уроженец деревни Крест-Хальджай Таттинского района Якутской АССР. Находясь в действующей армии, он участвовал во многих боях с немецкими оккупантами и стал грозным мстителем немецким оккупантам. Научившись снайперскому делу, тов. Охлопков к настоящему моменту истребил 153 гитлеровца. За это он награжден правительством дважды орденом Красной Звезды и заслужил славу как лучший воин в нашей части. Просим широко осветить в районной газете дела славного патриота нашей Родины и героя, вышедшего из среды якутского народа.

С приветом и пожеланием вам успехов в работе зам. командира по политчасти старший лейтенант М. Главатских.

14 марта 1943 г."12

Старик, сидя спиной к печке, про себя скажет: "Как бы не захвалили. Испытывать судьбу ему ни к чему".

Сердце солдата всегда чует, какая опасность впереди. После двухдневного отдыха шли на передовую. Всюду торчат стволы наших орудий. На передовую пришло и пополнение. Но успокоения не было. Такая уж ночь была: никто глаз не сомкнул, все писали письма, слюнявя карандаши.

— Бойцы, готовы? — Послышался голос сзади. Обернулся — командир батальона капитан Власов подходит. — А, Охлопков! Знаешь, вам надо следовать по флангам между 1-м и 2-м взводами? Ну и хорошо.

Командир говорит «хорошо», а у Федора так и засело в голове: "Не в последнюю ли атаку иду?" Но не вечно же жить. Если умирать, то надо по-честному. На войне и не такие погибают. Разве сынки останутся сиротами…

У Федора заныло сердце. Не зная, что делать, погладил лежащий на бруствере автомат и невидящими глазами посмотрел в сторону противника. Там он, этот немец… Почему вчера не послал письмо родным? Может, надо было… Зато другу отправил. У того сынишка заболел. По словам свекрови, вряд ли выживет. Сам Гавриил спокойный, покладистый мужик. Неужели человек на этот свет родится лишь для того, чтобы бесконечно биться с неприятностями жизни? Сообщая о болезни сына, написал: "Раз ты воюешь и еще смог отличиться, я, думаю, тоже справлюсь. После третьего заявления, наконец, еду на фронт". Будь другое время, Федор воспринял бы это по- другому, может, даже рассердился бы. Фронт — это не место, где выставляют напоказ свою удаль. Как бы то ни было, Федор не хотел бы, чтобы его друг вот так лежал здесь и ждал, как он, начала атаки.

Снова у Федора засосало под сердцем. В одном повезло: его, как некоторых, нужда не гоняет в лес. Закурил "козью ножку", вдыхая, глубоко затянулся табачным дымом. Затем поправил гранаты, привязанные к поясу, пощупал, хорошо ли лежат диски в противогазовой сумке. Без них ему хана будет. Нет, он, столь вооруженный человек, просто так им не дастся. Фу, ты…

Наконец-то загрохотала канонада нашей артиллерии. С ней унялись все навязчивые мысли, которые со вчерашнего дня мучили Федора. Теперь его стала слегка трясти внутренняя дрожь, похожая на ту дрожь азарта, которую охотник испытывает перед схваткой с хищным зверем. Странно, но с этой дрожью у Федора в голове стало яснее.

После двадцати минут от начала артподготовки артиллерия противника открыла ответный огонь. Это они пытаются мешать нашей атаке. Как только два раза взметнулась ракета, наша рота за ротой, батальон за батальоном встали в атаку. Наступление 259-го полка началось вступлением в бой десятка танков. Когда впереди идут танки, легче становится на сердце. Но их явно маловато.

Как коммунист, Федор первым выскочил из траншеи и с криком "Ура!" устремился вперед. Справа идет его напарник комсомолец Николай Катионов, слева от него — отделение из нового пополнения. У Николая от волнения лицо бледное как полотно. Но дистанцию держит.

Противник тоже дружно встал. Встречный пулеметный и автоматный огонь с каждым шагом становится гуще и плотней. Заметив, как слева направо косит пулеметный огонь и бьет по тальникам, Федор дал напарнику команду лечь.

Потом для верности обернулся и увидел Николая уже лежачим. "Молодец парень, — подумал про себя, — понял, значит. Не растерялся". А на земле слякоть: снег почти растаял, только кое-где лежал небольшими лохмотьями.