Олег Михайлов - Суворов

— Вы изволили осведомиться, ваше величество, о степенях пространства России… — Тучный здоровяк Храповицкий зачитал подготовленную записку: — «Всего Россия имеет 165 степеней долготы, считая от острова Езель и Даго от 40 северной долготы до Чукотского носа по 205 северной долготы, тако ж 32 степени широты, от Терека до Северного океана…»

Екатерина постепенно освобождалась от мучивших ее мыслей.

— Что ж это, Александр Васильевич, выходит, приобретение Белоруссии и Тавриды к пространствам нашей империи ничего не прибавило? — удивилась она.

— Толь велики размеры России, — осторожно подтвердил Храповицкий, — что новые земли теряются в ее громадности.

— А какие реки составляют ныне границу нашу с Турцией?

— Буг и Синюха, ваше величество.

— Что пишут о турецких делах?

Храповицкий зачитал отклики свежих берлинских газет.

Грандиозные прожекты, намеченные Екатериною II с Орловыми и Потемкиным, так и остались неосуществленными. Царица еще мечтала об Эллинском королевстве для внука Константина, однако по ее же указанию русские войска в Турции решали скромные задачи. Да и те казались недостижимыми впавшему в уныние Потемкину. В угрожающей близости от Петербурга совершал военные приготовления шведский флот — надменный сосед не отказался от намерения вернуть утраченные балтийские берега. В Речи Посполитой не прекращалось опасное брожение. Казна империи была истощена непрерывными войнами.

Вздохнув, Екатерина попросила Храповицкого продолжать доклад. Она нагнулась к небольшому камину, начав, как всегда, сама растапливать его для варки утреннего кофе.

— Позвольте перейти к корреспонденции?

— Да, батюшка Александр Васильевич. Начнем с нашего письма светлейшему князю Григорию Александровичу. Ты переписал его?

Храповицкий обладал проницательным умом и совершенно феноменальной памятью. Только эти исключительные качества позволяли ему удерживаться на трудном поприще. Питая печальную слабость к Бахусу, он принужден был утрами окатываться ледяною водою или пускать себе по два стакана крови, дабы предстать перед императрицею готовым к докладу.

Он начал читать письмо по памяти, еще до того, как нашел самый текст:

— «Григорий Александрович! Не унывай и береги свои силы. Бог тебе поможет, а царь тебе друг и покровитель. Мне ведомо, как ты пишешь и по твоим словам, проклятое оборонительное состояние. И я его не люблю; старайся оборотить его в наступательное, тогда тебе да и всем легче будет… Оставь унылую мысль, ободри свой дух, подкрепи ум и душу. Это настоящая слабость, чтобы, как пишешь ко мне, снисложить свои достоинства и скрыться… Хорошо бы для Крыма и Херсона, если бы можно было спасти Кинбурн. Но империя останется империею и без Кинбурна. То ли мы брали, то потеряли. Не знаю почему, мне кажется, что Суворов в обмен возьмет у них Очаков…»

Екатерина согласно кивала головою, подкладывая под кофейник щепки. Кофий был уже вполне готов, когда без стука в кабинет вошел один из довереннейших людей царицы — ее личный камердинер Захар Зотов.

— Курьер с репортом от князя Григория Александровича.

Императрица нетерпеливо поднялась с кресел:

— Немедля проси.

Почти тотчас же в дверях показался рослый офицер, румяный, с пышными пшеничными усами, в каске с узкою позолоченною бляхою и с плюмажем из белых гусиных перьев, в синей суконной куртке с красным воротником, лацканами и обшлагами, поверх которой была надета белая лосиная портупея, в белых же «широварах» и огромных, с раструбами сапогах.

— Капитан легкоконного полка армии его светлости. Николай Казаринов с реляцией!

«Ах, Потемкин, золото! Каких молодцов отыскивает он для поручениев!» — залюбовалась офицером Екатерина II.

— Давайте же, капитан!

Она отошла к налою, вскрыв на ходу пакет:

— Слава Богу! С тридцатого сентября на первое октября отбиты турки от Кинбурна!

Пока она читала, Храповицкий и Зотов следили за выражением ее лица.

— Суворов два раза ранен и не хотел покинуть сражение. Похвальная храбрость! — Екатерина отложила реляцию и внимательно оглядела офицера. — Как ваше имя? Казаринов? Мы позаботимся о награде для вас. — И подала для целования руку.

За туалетным столом царица сказала Храповицкому:

— Твой тезка — Александр Васильевич поставил нас перед собой на колени. Но жаль, что его, старика, ранили!

На сей раз Суворов был награжден щедро. По настоянию Потемкина Екатерина послала ему знаки и ленту высшего русского ордена Святого Андрея Первозванного, которого не имели несколько генералов, имевших преимущество по старшинству. Поздравляя его как андреевского кавалера, светлейший писал: «Я все сделал, что от меня зависело…» Многочисленные награды ожидали кинбурнских воинов — Георгиевские кресты, золотые и серебряные медали, повышения, денежные суммы. Одним из шести георгиевских кавалеров 4-го класса стал Ломбард, произведенный, кроме того, в капитан-лейтенанты. Спасителю Суворова Степану Новикову вручили одну из девятнадцати специально вычеканенных серебряных медалей. Позднее, в день стодвадцатипятилетия Кинбурнской битвы, он был занесен в список 1-й роты бывшего Шлиссельбургского полка. Генерал-майору Ивану Реку, награжденному Георгием 3-й степени, Екатерина собственноручно уложила ленту и крест в коробку.

На очередном куртаге, однако, кинбурнская история была уже заслонена более крупным в глазах двора событием: пошатнувшимся было положением фаворита. Красивый, изящный Мамонов и стыдился своей роли при старой царице, и пуще того страшился быть отставленным. Он только что приобрел за триста пятьдесят тысяч подаренных ему рублей очередное имение, когда услышал от петербургского генерал-губернатора Брюса о продаже им по случаю богатого поместья. Разговор шел за вистом, на который кроме, Брюса и самого Мамонова, был приглашен Екатериною переведенный в гвардию Казаринов.

— Так вы не хотите купить? — повторил Брюс.

Мамонов сделал умоляющие глаза и поглядел на Екатерину. Императрица притворилась, что не поняла его немой просьбы. Теперь, с появлением Казаринова, она решила проучить своего Сашу.

— Если вы отказываетесь, я найду другого покупателя, — с деревянной улыбкой сказал Брюс.

— Пожалуйста, — вздохнул Мамонов. — Кто же такой ваш другой покупатель?

Брюс значительно поджал рот:

— Казаринов.

Бледный как смерть Мамонов переводил взгляд с Екатерины на невозмутимого капитана, силясь понять, розыгрыш это или правда.

— Но ведь Казаринов беден, — пролепетал он наконец. — Где же он возьмет столько денег?

Перемешивая атласную колоду, императрица медленно, но внятно произнесла:

— Разве только один Казаринов на свете? — Она глядела прямо в глаза фавориту и растягивала слова. — Купит, может быть, он, может, другой…