Норберт Фрид - Картотека живых

У новой калитки их ждал Лейтхольд. Сегодня был первый день его службы в лагере. Напускной суровостью Лейтхольд старался прикрыть свой страх и неуверенность. Он молча впустил их в женский лагерь, запер калитку и остался стоять возле нее.

Испанец шел вслед за доктором, чуть наклонив голову, но поглядывал во все стороны, все замечал и запоминал. По ступенькам они спустились в барак-землянку. Диего потянул носом, забеспокоился: тут пахло совсем не так, как в мужских бараках. Когда глаза его свыклись с полутьмой землянки, он различил на нарах фигуры, прикрытые до глаз грубыми серыми одеялами. Глаза у всех были заплаканные, из-под одеял слышались всхлипывания и жалобы на непонятном языке.

В конце барака на земле лежало неподвижное тело - явная причина всего этого переполоха.

- Умерла, - сказал Шими-бачи. Он был самым пожилым из врачей, и поэтому сегодня утром эсэсовцы назначили его врачом женского лагеря. - Я помогу тебе унести ее, Диего, - продолжал он и нагнулся, чтобы снять с мертвой одеяло.

- Не надо, - хрипло сказал испанец. - Я сам понесу. И в одеяле.

Шими-бачи посмотрел ему в глаза.

- Не выйдет, приятель. Эсэсовец категорически приказал оставить платье и одеяло здесь. Мы похороним ее, как обычно.

И он снова нагнулся, чтобы снять одеяло с худенького мертвого тела.

Диего втянул голову в плечи. В ушах у него мучительно отдавался плач женщин, который усилился и перешел в нестерпимый вой, когда они увидели свою мертвую подругу обнаженной. Диего быстро нагнулся и снова покрыл ее одеялом.

- Я понесу ее в одеяле, и баста! - сказал он так решительно, что Шими-бачи не стал возражать. Диего поднял труп, как перышко, и понес его к выходу. Осторожно, чтобы не задеть, он протиснулся в дверь и с облегчением вдохнул запах утра и свежего снега. Потом он зашагал прямо к калитке. Шими-бачи поспешил за ним, боясь, что за нарушение приказа достанется прежде всего ему, доктору.

Лейтхольд сделал недоуменное лицо.

- А одеяло? - заорал он, не пропуская их в калитку.

Диего крепко выругался, на счастье, по-испански.

- Что... что он сказал? - забормотал Лейтхольд, но Шими-бачи притворился, что не понял испанского ругательства.

Диего перешел на французский:

- Скажи ему, что эсэсовца я охотно похороню и голого, а свою сестру нет!

Шими-бачи преодолел опасения и храбро перевел:

- Капо говорит, что мужчину он похоронит хоть и без одежды, а свою сестру - нет.

- Она его сестра? - опешил Лейтхольд.

С розового лица доктора исчезла последняя тень улыбки.

- Кило, видимо, хочет этим сказать, что все заключенные женщины - наши сестры.

- Blodsinn! нем.)> - Эсэсовец махнул тощей рукой, в душе радуясь, что дело не осложнилось настоящим родством. - В лагере, мал он или велик, каждый заключенный - только номер. Никаких мужчин, никаких женщин - номера! Снимай одеяло!

Диего вновь разразился стремительным каскадом отборной испанской брани. Шими-бачи прервал его, положив ему руку на плечо:

- Погоди-ка, дай мне объяснить твою точку зрения господину эсэсовцу, и продолжал, обращаясь через забор к Лейтхольду. - Капо просит завернуть ее во что-нибудь. Хотя бы в бумажный мешок из-под цемента. Не годится хоронить женщину обнаженной...

- Мешок из-под цемента? - Лейтхольд почесал за ухом. - А где его взять?

"Ага, клюнуло!" - обрадовался доктор.

- Это очень просто, - продолжал он. - У нас в лазарете есть такие мешки. Мы их используем для перевязок.

Это было сказано так запросто, что эсэсовец подумал: за дурака они меня принимают, что ли?

- Бумажные мешки для перевязок? Что за чушь ты несешь, старый олух!

- Я врач, господин шарфюрер, старый врач, - закивал головой Шими-бачи. - В университете нас этому не учили, но здесь в самом деле приходится использовать для перевязок бумажные мешки вместо бинтов. Все-таки лучше, чем ничего.

Лейтхольд сдался. Эти люди говорят на непонятном языке и о неведомых ему вещах. Взглянув в горящие глаза человека за калиткой, стоявшего с трупом в руках, он не мог удержаться от жуткой мысли о хищниках в клетке.

- Мне все равно, - сказал он, - делайте как знаете. Капо пусть несет эту женщину в мертвецкую, а вы, доктор, сходите за мешком. И чтобы через пять минут одеяло было на месте, verstanden?

Он отпер калитку, и Диего прошел через нее со своей легкой ношей. Не обращая внимания на недоуменные взгляды со всех сторон, он медленно шел по апельплацу, засыпанному свежим снегом. Ветер трепал концы серого одеяла, и Диего прижал свою ношу теснее к груди.

* * *

Если не считать этого инцидента, то в лагере было все спокойно, и никто из эсэсовцев, кроме Лейтхольда, видимо, не собирался сегодня заходить в бараки. Дейбель уехал в Дахау - договориться о поставке обуви и верхней одежды, Копиц все еще уныло сидел в комендатуре. Писарь с папкой под мышкой постучал в дверь и подал ему суточную рапортичку численного состава заключенных: 1618 мужчин, 79 женщин, 19 мертвых, в том числе 1 женщина.

Копиц нахмурился. 18 мертвецов! А он ожидал лишь двенадцать. Это плохо. И всему причиной общий сбор - затея Дейбеля.

- Скажи Имре, чтобы немедля выломал золотые зубы, а Диего пусть приезжает с тотенкомандой. Девятнадцать трупов не войдут разом в тележку, придется им сделать два рейса.

- Jawohl, Herr Rapportfuhrer!

Писарь видел, что Копиц сегодня раскис, и потому рискнул изложить ему просьбу старшего врача.

- Старший врач предлагает отвести для больных восьмой и девятый бараки, что рядом с лазаретом. Он хочет поместить там тяжелобольных, это очень облегчило бы дело: не придется посылать их на сборы...

- Два барака? Значит, у него уже больше сотни тяжелобольных? нахмурился рапортфюрер.

- Он говорит, что даже больше. Сегодня ночью у многих был сильный жар. Сказать по правде, Оскар просил три барака. Я за то, чтобы дать ему хоть два. Герр рапортфюрер, конечно, помнит, что и в Варшаве у нас было несколько больничных бараков.

- Согласен, - сказал Копиц. - Что еще?

- Вы приказали начать сегодня стройку новых бараков. Поэтому прошу не устраивать общего сбора. С вашей помощью мы позавчера скомплектовали рабочие команды, теперь мы снова используем их. Арбейтдинст Фредо обязуется обеспечить бесперебойную работу.

- Ладно, ладно, - проворчал Копиц. - Уж это само собой разумеется. Только скорей начинайте. Снег мешает работать, я знаю... но вы скажите людям, что они строят бараки для себя и для своих же товарищей, которые приедут в воскресенье. Если бараков к этому времени не будет, новичков придется разместить прямо на снегу. Вы же не допустите этого?

- Не допустим! - гаркнул писарь, сердце его ликовало: Копиц заговорил по-иному. Значит, здесь будет рабочий лагерь и никто не станет нарочно истреблять заключенных!

- Да, вот еще о женщинах, - сказал Копиц, роясь в бумагах. - После обеда все мужчины, кроме Мотики и Фердла, прекращают работу в кухне. В лагерь приедет надзирательница, осмотрит девушек, назначит одну из них старостой и выделит людей для кухни. Остальные будут уборщицами в бараках охраны и подсобницами в столовой эсэс. Это даст возможность кое-кого из мужчин отправить на фронт. Пока что пусть женщины остаются на своих местах и отдыхают. А для мужчин главная задача - построить до вечера семь бараков. Если они с этим не справятся, то... - тон Копица вдруг стал прежним ...тогда завтра распоряжаться в лагере начнет обершарфюрер Дейбель. А Фредо получит двадцать пять горячих. Willst, daB im Lager der Deibel los ist? нем.)>