Василий Ершов - Летные дневники. часть 2

Врач промымрила, что ему, мол (это мне), надо бы отдохнуть… «Принципиальная» реплика. Тогда он предложил: я летать не буду, но до 20-го обязан каждый день являться на работу и сидеть от звонка до звонка. А с 20-го — в отпуск. Ну, с дурака что возьмешь.

Дождался Медведева, опять они поговорили с Кирьяном, зашел я, когда Кирьян вышел, и Медведев попросил меня продержаться до понедельника. Я согласился. Подписал он мне отпуск с 16-го, теперь душа спокойна. Дотяну недельку. Полтора месяца отпуска впереди.

Но — пара Кирьян с Ниной, ох и пара! Господа, через губу не плюнут. Мы у них как крепостные. Жрать будут теперь меня потихоньку.

Сил нет терпеть такую работу. Конечно, может, с врачом я поторопился, но Медведев прекрасно все понимает: не я один у него такой.

А обстановка в отряде все еще сложная.

10.09. Кирьян мне вчера предъявил претензию, что я не поинтересовался судьбой одесского рейса, а его перенесли на 14 часов, и нашелся порядочный, сознательный экипаж, ждал в гостинице и полетел, а я вот думаю только о себе, и т. д., и т. п.

Это, значит, лететь из ночи в ночь — нормально. А я считаю, что так работать — ненормально. Зачем так планировать, чтобы к моменту прилета из рейса экипаж уже стоял в плане на другой рейс? Зачем экипаж должен заботиться о судьбе этого рейса, в то время как он должен отдыхать после предыдущего? Зачем превращать ночь в день? Страна дураков.

Ну ладно. Мой экипаж настолько нужен сейчас отряду, что мне отпуска не дают и командир отряда просит дотянуть, поработать еще неделю. Я соглашаюсь. Звоню в план, ожидая, что на завтра стою в рейс — пусть самый неудобный, пакостный, ранний вылет… А мы как раз дома собирались отметить — пусть позже — мой день рождения, пока хоть один выходной…

В плане я был. На разбор эскадрильи, в зале УТО. Приезжаем утром в УТО. Три человека: мой экипаж (Валера Кабанов в резерве) и бортинженер-инструктор. Итого, четверо, больше ни души. Разбор не состоялся.

Итак, уже три дня мы не у дел. Да и план-то на сентябрь, оказывается, всего 60 часов на экипаж. Так ли уж мы нужны? Ну, посмотрим, куда поставят на завтра.

Если Кирьян не поставит в план, я пойду к Медведеву и заложу комэску. Это же прямое издевательство и самодурство. Мы не виноваты, что командир эскадрильи не способен планировать работу и отдых экипажей, из-за чего мы работаем на износ и несем реальные издержки. Понадобится — напишу официальный рапорт. Я в его эскадрилью не просился, с удовольствием уйду.

Но вообще-то собачье отношение к людям. Не тянешь — проваливай. Только деньги и держат. Да еще чуть теплится огонек под спудом обид и пинков…

На заводах с рабочими нянчатся. Двадцать пять лет отработал — на руках носят: ветеран, ордена-медали, грамоты, доска почета, путевки, наставничество, — да куда там. У нас же год за два — по полста и более лет стажа набегает, а все как собака на грязной тряпке у порога, виляешь хвостом: ах, пожалуйста, дайте отпуск, ах, нет ли случайно оставшейся путевочки… Ордена… Хрен в рот, а не ордена.

Ну, был бы я разгильдяй, нарушитель. А то же на хорошем счету, да и требую-то свое, законное.

Я уж не говорю о графике отпусков. Пишешь одно, семья рассчитывает, а Кирьян, одним росчерком, — как ему удобнее. Сам-то за лето дважды в отпуске был. И демагогически удивляется: два месяца — и уже устал? Не мужской-де это разговор.

Ему хорошо рассуждать, летая 25 часов в месяц: три Благовещенска с разворотом, днем, по расписанию (единственный рейс, которым летает амурское обкомовское начальство).

Дождался плана на завтра. Свободен. Мишка летит с Пушкаревым в Алма-Ату, а мы с бортинженером свободны. Вот так мы нужны отряду, что даже в отпуск уйти не моги. Вот для чего упрашивал меня Медведев продержаться недельку. Ну что ж, я вечерком ему позвоню. Кирьян копает под себя.

11.09. Позвонил Медведеву, он пообещал разобраться. Утром позвонил мой штурман: оказывается, в Алма-Ату он не летит, ошибка вышла, но у Пушкарева штурман улетел по путевке, и Мишка до конца месяца будет летать с ним. Разбор нам Нина напланировала тоже ошибочно. Ну, два сапога пара.

Медведев на мой вопрос, нужен ли я отряду, ответил, что, конечно, нужен, и если Кирьян меня не использует, то он сам найдет, где меня использовать.

Утром съездил за зарплатой; в эскадрилью не зашел, берегя нервы. Сейчас жду план на завтра.

Вчера зашел ко мне по делу Станислав Иванович. Как мой экипаж отдали Лукичу, так они с ним и летают. На мой вопрос, как летается, Стас со вздохом ответил: «Тяжело летать с инспектором, такой… законник».

Я бы с удовольствием вернулся в прежнюю эскадрилью к Селиванову. Там хоть и Вовик М. палки в колеса вставляет, но обстановка человеческая. Но как теперь бросить свой новый экипаж? Правда, Михаил уйдет, Кабанов введется, один Валера Копылов останется.

А Стаса с Пашей мне Лукич теперь не отдаст: с ними надежно.

Вот дурак беззубый, не смог тогда отгрызться от замполита. «Улучшил породу…» Сам стал числиться в разгильдяях, в неугодных. Отдал хороший экипаж…

12.09. В нашей прессе развернулась кампания шельмования американских авиационных фирм, в частности, фирмы «Боинг». Причем, как раз в годовщину инцидента с южнокорейским «Боингом», сбитым над Сахалином два года назад.

Газеты постоянно, мелкими, булавочными уколами, муссируют все мало-мальски опасные ситуации, в которые (как и все другие) постоянно попадают эти «Боинги».

То отказал двигатель, то загорелся, то вынужденная посадка, то катастрофа. Читатель должен твердо запомнить, что «Боинги» — плохие, ненадежные самолеты, а так как их покупает и летает на них весь буржуйский мир, то налицо засилье американских монополий.

Я убежден в засилье этих самых монополий, но меня коробит от околоавиационных аргументов.

Не те ли газеты целый год втолковывали нам и всему миру, что «Боинг» — исключительно надежный самолет, крупнейший с мире и потому обладающий особо надежным и точным, с многократным резервированием, навигационным оборудованием. Иначе, мол, как он мог заблудиться, уклониться на нашу территорию на 500 миль. Шпиён. Тут рука ЦРУ, а самолет — ни при чем, он очень, очень, ну очень надежный, отличный самолет «Боинг!»

Нечистоплотный прием. Раз на нас весь мир ополчился, что сбили мирный самолет с пассажирами, то давай шельмовать и их, и ихние самолеты, и те монополии. Плохие у них самолеты, плохие, ненадежные, опасные, горят, падают, разваливаются в воздухе, а весь мир ну просто вынужден их покупать и летать на них.

Читатель не должен знать всю правду: этих «Боингов» летает по миру во много раз больше, чем хваленых советских самолетов, всех вместе взятых.

Но пепел Шилака, и Фалькова, и алмаатинцев, и каршинцев, пепел многих погибших на наших, хваленых, надежных, ну почти что самых лучших самолетах, — стучит в мое сердце.