Антон Короленков - Сулла

Защитником Аквилия был Марк Антоний. Цицерон рассказывает: «Я вспоминаю речь Марка Антония в суде над Манием Аквилием, – сколько было в ней силы, сколько внушительности! Так как был он оратором не только искусным, но и смелым, то, почти уже закончив речь, он вдруг схватил самого Мания Аквилия, вытащил его напоказ и разорвал на нем тунику, чтобы видели судьи и римский народ все рубцы от ран, принятых им прямо в грудь; а сам повел рассказ и о той ране в голову, которую Аквилий получил от вражеского вождя. Так и убедил он тех, кому предстояло вынести приговор, что не для того судьба вырвала у вражеских копий человека, который и сам не щадил себя, чтобы здесь на его долю выпала не народная хвала, а жестокость судей» (Против Верреса. П. 5. 3). Аквилий, несомненно, не был невинной жертвой, но искусство защитника сделало свое дело, и его оправдали.

Почему Марк Антоний, который, насколько нам известно, никак не был связан ни с Аквилием, ни с Марием, выступил защитником на этом процессе? Ответа на этот вопрос нет, но, возможно, он и на самом деле считал, что заслуги Аквилия перед народом перевешивают его прегрешения. Что касается Мария – то для него, как раз вследствие выступления Антония в качестве защитника, процесс Аквилия в определенном смысле стал этапным. Именно после этого он начал постепенно восстанавливать свое пошатнувшееся положение и приобретать новые связи внутри нобилитета. [506]Вряд ли тот же Антоний был ему по сердцу, и трудно ожидать, что между ними могло возникнуть сотрудничество, основанное на взаимном доверии. [507]Но жестокая политическая необходимость вынуждала его искать поддержку в среде правящей олигархии. Именно поэтому он женит своего сына на дочери Луция Красса, породнившись таким образом не только с ним, но через него – и с Муцием Сцеволой. Это, конечно, не означало его сотрудничества с Метеллами, [508]но и вождем антиметелловской группировки в сенате он не был, да и вообще его в этот период вряд ли можно считать лидером какой-либо группировки. [509]

Итак, к середине десятилетия напряжение в борьбе между группировками спало – pax domi foresque fuit (мир был дома и за пределами государства), как написал позже Юлий Обсеквент (гл. 50).

Что же делал в это неспокойное время наш герой? Его биография в 90-е годы полна загадок и белых пятен. Плутарх рассказывает: «Сулла думал, что достаточно уже прославил себя воинскими подвигами, чтобы выступить на государственном поприще, – сразу после похода он посвятил себя гражданским делам; он записался кандидатом в городские преторы, но при выборах потерпел неудачу. Виновницей тому была, по его мнению, чернь: зная дружбу его с Бокхом и ожидая – в случае, если он, прежде чем стать претором, займет должность эдила, – великолепной травли африканских зверей, она избрала преторами других соискателей, чтобы заставить его пройти через эдильскую должность» (Сулла. 5. 1–2).

Первый же вопрос, который встает перед нами, – как понимать выражение «сразу после похода», то есть когда именно Сулла предпринял попытку выставить свою кандидатуру на должность? Предлагалось три варианта: провал Суллы на выборах в преторы и претура датировались соответственно 95 и 93-м, [510]97 и 95-м, [511]99 и 97 годами. [512]Наиболее вероятной представляется третья датировка. [513]Следовательно, первая попытка Суллы приходится на 99 год, когда он мог быть избранным в предусмотренном законом возрасте (suo anno) и, в силу этого обстоятельства, имел все шансы на успех. Однако в том, что касается должности, на которую Сулла решил баллотироваться, Плутарх не вполне точен: он не мог выставить свою кандидатуру на должность городского претора, поскольку выбирали на должность претора вообще, а затем уже городской претор избирался из преуспевших кандидатов при помощи жребия. [514]Как бы то ни было, выборы Сулла проиграл; однако обвинения в адрес черни как виновницы его неудачи вряд ли состоятельны, во всяком случае в той трактовке, в какой они содержатся в сочинении Плутарха. Скорее, его поражение объясняется политическими баталиями 99 года и попытками сторонников Сатурнина вернуть свое влияние, о которых шла речь выше. В таких условиях Сулле, представителю аристократического рода, не замеченному ни в малейшей симпатии к демагогам, конечно, не приходилось рассчитывать на победу – и именно здесь, по-видимому, сказала свое слово «чернь», о которой пишет Плутарх. С другой стороны, кое-кто из нобилей мог видеть в нем недавнего помощника ненавистного Мария. Интересно, пытался ли помочь Сулле его недавний командующий Катул, который многим был обязан ему? Сомнительно; учитывая, что в мемуарах Катул приписал успешные действия своих войск при Верцеллах исключительно себе, он был человеком не только нескромным, но и неблагодарным. Помощи от него ждать не приходилось.

Но вернемся к рассказу Плутарха. Допустим, что он понимает все правильно. Мог ли Сулла, потерпев поражение на выборах в преторы и идя навстречу пожеланиям толпы, выдвинуть свою кандидатуру в эдилы? По традиции эдилы избирались поочередно – в нечетные годы курульные, избиравшиеся первоначально только из патрицианских родов, в четные – плебейские. [515]Принадлежа к патрицианскому роду Корнелиев, Сулла мог претендовать на должность курульного эдила – но в том случае, если бы он выставил свою кандидатуру в 102 году на 101-й, в 100 году на 99-й и т. д. Таким образом, на выборах 99 года Сулла в любом случае не мог выдвинуть свою кандидатуру в эдилы, а ранее он находился на театре боевых действий и уже только поэтому не мог участвовать в выборах. К счастью, должность эдила не входила в cursus honorum и не была обязательной для успешной политической карьеры. Выставляя свою кандидатуру в преторы, Сулла руководствовался точным расчетом: преторов было шестеро, а не двое, как курульных эдилов, и, соответственно, шанс быть избранным существенно увеличивался. [516]Кроме того, если даже мы допустим, что Сулла вдруг решил избираться в эдилы – он ставил себя этим в невыгодное положение. Между эдилитетом и претурой должно было пройти два года, [517]так что, избираясь эдилом в 99 году, Сулла откладывал бы следующую курульную должность до 96-го. [518]

Наступил следующий год – и Сулла повторил попытку, на этот раз успешно. Какими средствами он добился должности – вопрос без ответа. Плутарх утверждает, что он расположил народ в свою пользу лестью и подкупом, и приводит в подтверждение этого следующий анекдот: «Цезарь, которому Сулла в гневе пригрозил употребить против него свою власть претора, издевательски ответил ему: "По праву ты почитаешь своей эту власть – разве ты не купил ее?”» (Сулла. 5.5). Однако подобные обвинения обычны для политической полемики самых разных времен и потому не могут быть восприняты слишком серьезно. [519]