Антон Короленков - Сулла

Силы сторон были впечатляющи. В распоряжении консудов находилось не меньше 100 тысяч воинов; к этому, видимо, надо добавить и отряды других военачальников, [1114]например Карбона. К тому же выжидали своего часа самниты, которые в решающий момент выставят десятки тысяч бойцов. Сулла мог противопоставить им не менее 40 тысяч закаленных в боях ветеранов (Аппиан. ТВ. I. 79. 363). [1115]К тому же в Лигурии находился отряд Метелла, который в скором времени превратится в настоящее войско. Марианцы располагали серьезным перевесом, но нужно было еще реализовать его. Сулла был бесспорным вождем антимарианской группировки, [1116]держал свои силы в кулаке, его солдаты были преданы ему, умели воевать куда лучше неприятельских новобранцев и точно знали, за что сражаются. Ничем этим противники Суллы похвастаться не могли. Однако на их стороне была вся Италия. Их воины тоже кое-что умели, а кто не умел – получал шанс быстро научиться. Оставалось выяснить, кто использует свой шанс лучше.

Итак, в первых числах мая армада Суллы – от 1200 до 1600 судов – подошла к берегам Италии. Население Брундизия (совр. Бриндизи) не оказало сопротивления – необъяснимым образом марианцы не позаботились о том, чтобы держать столь важный пункт под контролем. Легионы Суллы ступили на землю Апеннинского полуострова, чтобы начать его завоевание, а жители Брундизия получили освобождение от пошлин (Аппиан. ТВ. I. 79. 363–364; Плутарх. Сулла. 27.1). [1117]

Армия вторжения двинулась к Таренту (совр. Таранто) – очевидно, чтобы облегчить связь с Грецией. Здесь Сулла совершил жертвоприношение, [1118]во время которого на печени жертвенного животного будто бы увидели очертания лаврового венка с двумя лентами (Плутарх. Сулла. 27.7). Уж очень любил он этот символ триумфа – Плутарх рассказывает, как перед битвой при Херонее ему вынес лавровый венок какой-то военный трибун (Сулла. 17.9). [1119]Нетрудно догадаться, что оба рассказа восходят к мемуарам диктатора. Но вполне возможно, что воинам рассказали про результаты жертвоприношения – не будут же они, в самом деле, требовать, чтобы им показали жертвенную печень, на которой к тому же при желании можно увидеть что угодно.

Для устрашения врагов и поднятия боевого духа у сторонников Сулла выражал уверенность в грядущем триумфе. Именно в это время (или незадолго до того) увидели свет монеты, на реверсе которых был изображен Сулла на колеснице триумфатора, а над ним – летящая Виктория. [1120]Это было, возможно, первое изображение еще живущего человека на римских монетах. [1121]К тому же ему еще никто не назначал триумфа. Правда, еще в 196 году была выпущена аналогичная серия монет в честь победителя Македонии Тита Квинкция Фламинина, [1122]чей триумф также состоялся только через два года. Но эта чеканка была организована не Фламинином, а его доброжелателями, тогда как Сулла без лишней скромности прославлял себя сам. [1123]

Продолжая неспешный марш [1124]по Аппиевой дороге, войска Суллы достигли Сильвия (совр. Гравинади-Пулья), что на границе Апулии с Луканией. Диктатор писал в мемуарах, что ему повстречался здесь раб «некоего Понтия, одержимого божественным наитием, и сказал, что его устами Беллона возвещает Сулле успех и победу в этой войне, но если тот не поторопится, сгорит Капитолий, что и случилось в предсказанный рабом день», 6 июля 83 года (Плутарх. Сулла. 27. 12–13). «Очевидно, когда несколько часов спустя легионы узнали о случившейся катастрофе, они уверовали, что их полководец является воплощением бога на земле», – резюмирует Жером Каркопино. [1125]Но французский ученый забывает, что весь этот эпизод был рассказан Суллой в мемуарах, где он мог дать волю фантазии. К тому же пожар случился в июле, а в Сильвий его будущий диктатор прибыл уже в мае. [1126]Потому через несколько часов его легионы узнать ничего не могли.

И еще два момента. Хозяин раба, Понтий, – не кто иной, как самнитский вождь Понтий Телезин, [1127]с которым Сулле еще придется сразиться не на жизнь, а на смерть. [1128]А Беллона, богиня войны у римлян, – все та же каппадокийская богиня Ма, которая будто бы приснилась Сулле накануне похода на Рим в 88 году. [1129]

Войска продолжили путь. Солдаты соблюдали клятву, данную в Греции, и не чинили насилий над мирным населением. Поклонник диктатора Беллей Патеркул писал: «Можно было бы подумать, что Сулла прибыл в Италию не как зачинщик войны, но как провозвестник мира – с такой сдержанностью он вел войско через Калабрию и Апулию, такую заботу проявил о плодах, полях, городах Италии» (П. 25. 1). В это время к Сулле присоединился отряд Метелла Пия (Аппиан. ТВ. I. 85. 383).

Чтобы дойти до Кампании, его легионы должны были вступить в пределы Самния и, видимо, сделали это. Казалось бы, самниты, имевшие к Сулле претензий больше других италийцев, должны были бы попытаться отомстить ему. Но нет, они выжидали, [1130]получив от марианского режима, повидимому, меньше, чем желали. [1131]Однако и на соглашение с его врагом не пошли. Между тем вмешательство самнитов в ход событий могло многое изменить. Впрочем, они могли надеяться на истощение Рима в гражданской войне, после чего можно будет нанести по нему решающий удар. Через полтора года они попытаются сделать это, но… Впрочем, обо всем по порядку.

Наконец в Кампании Сулле преградила путь армия одного из консулов, Гая Норбана. Его легионы стояли на пересечении Аппиевой и Латинской дорог, одновременно прикрывая переправу через реку Вольтурн. [1132]Почему Норбан и его коллега не попытались разгромить врага совместным ударом, а действовали поодиночке, можно только догадываться. Возможно, армия Сципиона просто не успела еще подойти, в том числе и из-за умелого маневрирования Суллы, который действовал по внутренним линиям и потому имел больше возможностей для разъединения сил врага. [1133]

Сулла, однако, не спешил дать бой. Для начала он отправил к врагу послов. О чем они говорили с Норбаном, неизвестно. Ливии уверяет, будто послы «претерпели насилие» от консула (Периоха 85). Однако он опирается на явно просулланский источник, который мог исказить события как угодно. Словесная перепалка или угрожающие жесты вполне могли превратиться под пером недоброжелателей в избиение вестников мира. К тому же мы не знаем, как вели себя сами вестники.

Случившееся было, разумеется, на руку Сулле. Он лишний раз продемонстрировал, что пытался решить дело миром, но с ним не захотели иметь дело и даже оскорбили его послов. Но какие условия предлагал он? Существовали ли гарантии, что проконсул соблюдет договоренность? Ведь в 88 году он обещал сенату, что отсрочит поход на Рим, – и тотчас начал его штурм. Очевидно, Сулла прекрасно знал, что идти на соглашение с ним марианцы не захотят, а потому мог предлагать мир сколько угодно раз – собственно, соглашение ему было и не нужно, ибо не давало возможности расправиться с врагом. Впоследствии Цезарь взял на вооружение его тактику, хотя вообще-то не любил диктатора и противопоставлял себя ему – он не раз предлагал Помпею мир на условиях обоюдного роспуска войск, но встречал неизменный отказ, чего, надо думать, и добивался.