Ричард Колье - Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

Какая мука, Боже мой! Перехожу к сути своей мысли. Можно ли умереть дважды морально и духовно? Боюсь, что мне придется объяснить тебе, Бен, что я имею в виду. Я умерла в прошлое воскресенье, трагическое воскресенье, в день твоего падения, невероятного и неправдоподобного, в день твоего тюремного заключения, в день, когда ужасные тучи закрыли солнце Италии, которое уже не будет сиять из-за стыда оказаться проданным иудами. Я умерла из-за того, что случилось с тобой — главой, лидером, высшим человеческим существом, творцом судьбы Италии. Твой крах захватил и меня в тот момент, когда все наши мечты, надежды и твоя самоотверженность были посвящены делу подъема благосостояния итальянского народа, его благу…

Поскольку ты постоянно был в моем сердце, то ли собирая твои фотографии, будучи еще девушкой, то ли заучивая твои слова и выражения, восхищаясь твоим политическим искусством, так и в эти последние тяжелые годы я всегда была с тобой, в годы, мучительные для всего мира и для тебя в особенности, когда мы пытались забыть собственные проблемы, уделяя все свое внимание проблемам кровавой войны, когда я продолжала разделять твою боль и борьбу, вкладывая в них свои чувства и сознание.

В тот трагический момент я почувствовал, что происходило в твоей душе — страдание, отвращение, возмущение, обособленность от мерзкой человеческой природы. То, о чем думал ты, думала и я — час за часом, минута за минутой. Я была рядом с тобой, остаюсь и буду всегда чувствовать себя рядом. Возможность любить тебя, несмотря на происходящие события, ежедневная принадлежность тебе, хотя сейчас ты находишься в одиночестве, покинутый всеми и испытывая отчаяние, придают мне силы и желание жить, жить для тебя, продолжать отдавать свою молодость и любовь — вот что составляет суть моего существования.

Ночью мне вспомнились слова, сказанные как-то тобою, которые приходили мне на ум снова и снова: «Все прошло, имидж стерся с годами, и я не помню их лиц, глаз и голосов, ничего».

Это ты говорил о женщинах, бывших в твоей жизни. И даже подчеркнул:

«Ни одна из женщин никогда не занимала того места в моем сердце, которое занимаешь ты. Оглядываясь назад, могу сказать, что любил по-настоящему только тебя одну».

И я не хочу, чтобы мой портрет оказался в ряду тех, кого ты когда-то любил. Моя же любовь до сих пор жива и страстна. Но скажи мне, скажи, что я не потеряю всего этого со временем. Нет, любовь переживает время, доминирует и возвышается над ним, наполняет его собой и утверждает: жить стоит. Бен, прости мне мои глупые мысли, набегающие одна на другую, как дюжина фотографий, закрывающих друг друга, подобно игре света и теней. Но вся эта путаница проходит, все встает на свои места, и я чувствую себя счастливой. Когда же мое сознание возвращается на землю, меня мучает лишь одна мысль: я осталась без тебя. И я начинаю плакать, чувствуя свою беспомощность. Полагаю, ты понимаешь меня.

Подумай только, мой Бен, какой смешной и глупой я могу иногда быть. Я становлюсь ревнивой и восстаю против всех тех женщин, которые были в твоей жизни, которые отведали то, что я считала только своим. Я вспоминаю все раны, нанесенные тобою моему сердцу, от которых я до сих пор испытываю боль. Как ты заставлял меня плакать и как ты делал меня счастливой. Но я не хочу забыть даже горестные для меня часы. Конечно, многое я и забыла, но есть вещи, которые оставили в моей душе глубокий след. Однако они не вызывают у меня слез, лишь то, что любовь наша была не столь продолжительной… Мне хочется возвратиться назад и остановить тебя от того, что ты со мною делал. Но что это изменит теперь?… Хотя это и кажется маловероятным, но порою и сквернословие может ранить. И как часто мне приходилось от этого страдать. Мне помнится, как ты смеялся над моею вспыльчивостью и раздражением.

Почему я не могу быть рядом с тобой, Бен? Почему они этого не разрешают? Я бы спала на полу… я готова на все, лишь бы быть рядом с тобой… разделять твои мучения и поддерживать своей любовью…

Бен, любовь моя, разреши мне быть с тобой, стоять на коленях у твоих ног, смотреть на тебя, слышать твой прекрасный голос — теплый, необыкновенный (ни у кого в мире нет такого голоса, глаз и рук). Бен, позвони мне. Я — твоя маленькая рабыня. Возьми мою жизнь, но не страдай, не чувствуй себя одиноким. Я — душой рядом с тобой.

Сегодня утром к нам приходил молодой парень починить водопровод. Так вот он пел: «Батальоны, батальоны смерти, батальоны жизни…»

Он пел с удовольствием, посмотрев на меня украдкой. Когда я заплакала, у него на глазах тоже появились слезы. Как много людей плачут в тиши своих домов, вспоминая прошлое. Бен, подлая измена иуд будет отмщена, а те, кто пытался вычеркнуть из памяти людей дела такого гения, как ты, будут наказаны. Многие недостойны быть рядом/с тобой, но Италия велика, и я буду молить святую Риту, которой поклонялся и ты, ниспослать тебе благодать. Бен, любимый, подай мне знак, поддержи, чтобы я не умерла, без тебя для меня все потеряно, остается без света, без надежды. Пришли хоть словечко, любовь моя. Долго я так не выдержу».

Мучимый всю свою жизнь сомнениями, терзаясь от чувства собственной неполноценности, Муссолини слышал от Кларетты слова поддержки, в которых нуждался, чтобы утвердить свое «я».

Во втором письме с озера Маджьоре, которое он вряд ли получил, Кларетта постаралась, как и в течение всех семи лет, укрепить его мнение о себе как о человеке, чье имя будет «начертано на небосводе отечества».

«Любимый мой, моя бедная большая любовь!

Что ты сейчас делаешь? Что происходит с нами?.. Этот кошмар не кончается, но, видимо, это — суровая реальность? Не играет никакой роли, знают ли они, что я тебе пишу. Пусть знают, что я не отрекаюсь от тебя, как не отрекаюсь от любви, которую буду всегда испытывать к тебе. Если любовь — преступление, то я виновна. В те ужасные часы, когда варвары обыскивали кабинет моего отца, отдавшего тридцать пять лет на лечение тел и душ людей, когда они ворвались в виллу, крича, что весь твой огромный труд полетел ко всем чертям, мне хотелось плакать и даже умереть. Только один человек помог нам (это был шофер семьи Петаччи), которому мы, по сути дела, обязаны жизнью. Я сейчас приехала в Мейну к Мими и пытаюсь благодаря ему связаться с тобой. Думаю, ты понял, о ком идет речь: имени его я называть не хочу. Знай, что на свете есть еще хорошие люди. Как долго я здесь пробуду, не знаю. У нас нет ни средств, ни силы. Мы ошеломлены и раздавлены реальностью. Если бы я только могла быть рядом с тобой и быть хоть чем-нибудь тебе полезной… Какой злой рок обрушился на нашу любовь… Здесь я стараюсь держаться храбро, и глаза мои сухи… Меня ужасают только твое унижение и обеспокоенность да сознание того, что я не могу стать перед тобой на колени и сказать о своей любви и преданности, а также чем-либо помочь… Хотя ты и сделал то, что сделал… Ты убил всех, кто тебя любил, кто верил в тебя… доведя многих до крайности. И вот теперь они никак не могут поверить в то, что все кончено, что такой великий человек, как ты, единственный в своем роде, божественное создание, сокрушен теперь судьбой. Они не верят в это, да в это и нельзя поверить.