Борис Островский - Адмирал Макаров

Макаров покинул столицу 5 февраля. И хотя об его отъезде ничего в газетах не сообщалось, провожать его пришла такая масса людей, что громадный перрон Николаевского вокзала не мог вместить всех желающих.

Настроение у всех было приподнятое, торжественное. У одного из вагонов экстренного поезда, отправлявшегося на Дальний Восток, теснилась группа родных и близких знакомых Макарова. В центре группы выделялась грузная, коренастая фигура адмирала с георгиевской лентой в петлице пальто. Спокойный и серьезный, он что-то наставительно говорил своей жене Капитолине Николаевне. Рядом стояли девятнадцатилетняя дочь Дина с заплаканными глазами и сын Вадим.

Дорожа каждой минутой, Макаров отправился в путь, не дождавшись даже официального приказа о назначении.

По должности ему полагался специальный поезд, но Макаров отказался от него, заявив, что каждый вагон дорог, так как нужен для отправки войск. Он занял вагон с двумя смежными купе для себя и для своей канцелярии. Несмотря на поспешный отъезд, Макаров успел отобрать для работы в своем штабе группу деятельных и энергичных морских офицеров. Вместе с ним ехали в Порт-Артур два его помощника — бывший командир «Ермака» Михаил Петрович Васильев и Константин Федорович Шульц, минный офицер, плававший вместе с Макаровым еще на «Витязе», полковник генерального штаба профессор А. П. Агапеев 171, лейтенант Кедров, инспектор по механической части инженер Линдебек, корабельный инженер-судостроитель полковник Вешкурцев и морской врач доктор медицины Филиппченко. Кроме того, с Макаровым отправлялись на Дальний Восток несколько высококвалифицированных корабельных инженеров для руководства ремонтными работами на кораблях Дальневосточной эскадры и группа опытных рабочих Обуховского и Балтийского заводов. В составе шло пять вагонов материалов, необходимых для быстрейшего ремонта поврежденных в Порт-Артуре кораблей. Перед отъездом Макаров поднял в министерстве вопрос о посылке туда для пополнения Тихоокеанского флота Средиземноморской эскадры.

Макаров не разделял широко распространенного в правительственных кругах мнения, что война с Японией не представляет серьезных трудностей, что японцев можно «шапками закидать». Он отчетливо представлял себе сложность положения на Востоке и видел грубые просчеты и ошибки, уже допущенные русским командованием.

Считая, что о его следовании на Дальний Восток должно знать как можно меньше людей, Макаров в Москве почти не выходил из вагона, стоявшего на путях в ожидании отправки. Он приводил в порядок свои дела, писал много деловых и частных писем. Министерству он напоминал о необходимости принятия мер к усилению Дальневосточного флота и просил немедленно заказать и отправить в Порт-Артур 48 миноносцев и минных катеров.

Своей жене Макаров писал о деньгах. Капитолина Николаевна не любила отказывать себе в чем-нибудь. Предметом ее постоянных забот были дорогостоящие наряды. Своими привычками она не раз ставила всю семью в затруднительное положение. Поэтому во многих письмах Макарова к жене слышится настойчивая просьба быть экономной, жить по средствам. Характерно в этом отношении его письмо, написанное на пути в Харбин 19 февраля 1904 года.

Макаров писал Капитолине Николаевне: «Я телеграфировал Федору Карловичу 172о выдаче тебе 5400 руб. Получив столько денег, ты прежде всего захочешь подновить туалеты, и таким образом деньги эти быстро исчезнут… Очень прошу тебя быть благоразумной, у нас уже было много примеров, что мы сидели без денег… Теперь неприлично тебе и Дине наряжаться в большие шляпы. Вы гораздо более выиграете, если будете держать себя скромнее. Пожалуйста, еще раз прошу тебя поберечь деньги, имей в виду, что, если ты истратишь 5400 р. или часть их, то я тебе ничего не переведу впоследствии. В первые два месяца с меня будут вычитывать все увеличение жалованья, так как я оставил тебе доверенность на 1200 р. Месяц я не получу здесь береговых почти ни копейки. Только потом начнет кое-что оставаться, но надо приберечь» 173.

Это не значит, конечно, что Макаров испытывал денежные затруднения. Но несомненно одно: его супруга жила не по средствам, и Степан Осипович, хорошо это зная, постоянно напоминал ей об этом.

Поражает беспечность, с которой Капитолина Николаевна относилась не только к расходованию денег, но и к самому факту начала войны.

Не случайно Макаров напоминал жене: «Теперь неприлично тебе и Дине наряжаться в большие шляпы».

К начавшимся событиям Макаров и высшее светское общество, к которому причисляла себя Капитолина Николаевна, относились по-разному.

Макаров расценивал войну как серьезную опасность, нависшую над Россией, а для Капитолины Николаевны и подобных ей война была лишним поводом к тому, чтобы блистать новыми туалетами на благотворительных («в пользу раненых») вечерах.

На остановках Макаров выходил из вагона прогуляться по платформе. На многих станциях на запасных путях, ожидая отправки, стояли длиннейшие составы с солдатами.

Макаров беседовал с солдатами, расспрашивал, кто из какой деревни, чем занимался до службы в армии, имеет ли семью, и, пожелав воинских успехов и здоровья, добавлял (что, по-видимому, и составляло главную цель беседы):

— Смотрите же, ребята, не болтайте ничего лишнего, кто бы ни расспрашивал, а главное, не сообщайте, из какой вы части и куда едете. И товарищам своим накажите!

Немало поездов двигалось и в обратном направлении, из района боевых действий в Петербург и Москву. Из вагонов выходили с самым беззаботным видом элегантно одетые дамы — жены порт-артурских морских и армейских офицеров. Среди них Степан Осипович встречал и знакомых. «Вчера вечером, — писал Макаров в письме от 9 февраля, — встретили поезд, на котором ехали порт-артурские дамы, выехавшие в день бомбардировки, — Гаврюшенко и Гиляровская и др. Они вызвали меня на платформу и были превеселы».

В пути Макарова осаждали корреспонденты различных газет. Он старался избегать их, считая, что присутствие корреспондентов на войне вредно, но это не всегда ему удавалось. Один из корреспондентов, довольно известный в то время художник Кравченко, проник к Макарову в вагон. В это время Макаров беседовал с офицерами штаба.

В просторном купе, сверкающем полированным деревом и широкими зеркальными стеклами, у стола, заваленного бумагами, морскими картами, чертежами и книгами, стоял адмирал Макаров, вокруг сидели офицеры его штаба. Было сильно накурено. Пригласив корреспондента сесть, Макаров стал развивать свою мысль о вредных последствиях, которые может повлечь за собою в военное время неосторожное сообщение, попавшее в печать.

— А в настоящей войне, — наставительно добавил он, — осторожность в слове имеет особенно важное значение. Нужно всегда помнить, что мы имеем дело с опасным, умным и хитрым врагом, который не раскрывает своих карт. Хитрость и ловкость его достойны удивления. Мы же, по своей глупости и добродушию, рассказываем ему все… Я требую от своих подчиненных величайшей осторожности в разговорах и в переписке с кем бы то ни было и за нарушение этого буду сурово взыскивать. Надеюсь, что встреча со мной принесет вам пользу, — добавил он, обращаясь к опешившему корреспонденту.