А Киселев - Полководцы и военачальники Великой Отечественной-2

Уже через месяц после прибытия Шапошникова в роту, где он был назначен обучать молодых солдат, у него произошло столкновение с фельдфебелем роты Серым, состоявшим на сверхсрочной службе.

Фельдфебели, относившиеся к унтер-офицерскому составу, на котором лежало поддержание внутреннего порядка в подразделениях, в старой русской армии, как известно, были грозой не только для солдат. Иногда они не ставили ни в грош и младших офицеров роты, сплошь и рядом докладывая ротному командиру об ошибках полуротных,

И вот однажды, когда Шапошников пришел на занятия, он увидел, что солдаты делают ружейные приемы не по уставу. Спросил унтер-офицера, почему так делается. Отвечает: «Так приказал фельдфебель». — «Позвать фельдфебеля Серого». Когда тот пришел, Шапошников заставил его прочитать нужные параграфы устава, а затем спросил, понял ли он, как нужно делать. «Понял, — отвечает Серый, — только у нас иначе делается». — «Так вот, фельдфебель Серый, запомни раз и навсегда, что нужно делать так, как написано в уставе, а кунштюки с винтовкой я и сам умею делать!» Взяв в руки винтовку, подпоручик велел Серому командовать, а сам четко проделал прием по-уставному. «Ну а теперь смотри, как можно делать этот прием и иначе». И он от ноги подбросил перед собой винтовку так, что она трижды перевернулась в вертикальном положении, затем быстро поймал ее у середины своей груди, закончив прием. «Видел, как можно делать? Но это не по уставу, и впредь не сметь отменять уставных требований». «Посрамленный фельдфебель удалился, — заключает этот эпизод Борис Михайлович, — жаловался, наверное, ротному командиру, но больше не своевольничал».

Шапошников постепенно начал ломать и так называемую «словесность» — так именовалось на солдатском языке изучение устава внутренней службы в сочетании с обязанностью солдата знать свое начальство, различать чины и т. д. Премудростям «словесности» солдат обучали унтер-офицеры, и сводилась она к механической зубрежке. По вызову отделенного новобранцы вскакивали, ударяли себя ладонями по швам брюк и без ошибки должны были отчеканить ответ на вопрос унтер-офицера. Отвечали скороговоркой и даже какими-то белыми стихами. И стоило только чуть заикнуться, как следовало грозное внушение отделенного новобранцу. Подпоручик Шапошников стал добиваться, чтобы его солдаты не механически заучивали необходимый материал, а прежде всего думали и запоминали осознанно. Такая методика была встречена унтер-офицерами с явным неудовольствием. Но подпоручик настойчиво добивался своего.

Его требовательность по службе была правильно понята подчиненными, так как все они видели, что он строг, но справедлив и если не дает никому послаблений, то это же правило незыблемо распространяет и на самого себя, никогда не относясь безразлично к своим обязанностям. Они всегда видели его в батальоне аккуратно в 8.30 утра подтянутым, замечающим любую неточность в действиях солдат и обучающих их унтер-офицеров и умеющим ровно и спокойно поправить дело. После обеденного перерыва подпоручик ежедневно вновь приходил в свою роту и проводил предусмотренные занятия, контролировал унтер-офицеров. Вскоре полурота, которой командовал Шапошников, стала заметным в батальоне подразделением в выучке и дисциплине.

Летний лагерный период прошел для Шапошникова не менее успешно, чем зима 1903/04 года. В начале сентября Ташкентскому батальону делал смотр прибывший из Петербурга генерал. Экзамен предстоял очень важный, так как результаты смотра шли в приказ по военному ведомству. В день смотра роте, в которой служил Шапошников, досталось сложное упражнение: стрельба по 12-фигурной мишени в рост одиночным огнем из положения лежа с упора на дистанции 1400 шагов. Сложность стрельбы заключалась в том, что на такой большой дистанции нужно было точно учитывать силу ветра и соответственно выносить точку прицеливания, целясь не под мишень, а на две, даже четыре фигуры от нее в сторону, противоположную направлению ветра.

Борис Михайлович так рассказывает о ходе и результатах этой стрельбы:

«Дошла очередь стрелять нашей роте. Запретив унтер-офицерам вмешиваться в дело, дабы не нервировать стрелков, я и ротный командир давали точки прицеливания и наблюдали за каждым выстрелом. Рота дала сверхотличный результат... Сверхотлично стрелял и весь батальон, заняв по стрельбе первое место в лагере».

На деловые качества Шапошникова обратило внимание начальство. В первый же год службы его прикомандировали к штабу округа, предложив наблюдать за печатанием нового мобилизационного расписания, которое было строго секретным документом, и работать с его корректурой, кроме последней, которую вел уже сам генерал-квартирмейстер округа. В роте Шапошникова на время почти двухмесячной командировки замещал другой полуротный командир, штабс-капитан. Подпоручик был благодарен ему за то, что тот не нарушал его методики обучения, и в подразделении все оставалось в порядке.

После лагерного сбора командир батальона предложил подпоручику Шапошникову отправиться в Самарканд в нештатную окружную школу фехтования при 2-м казачьем Уральском полку. После четырехмесячной подготовки офицеры, прошедшие курс, становились инструкторами по фехтованию на рапирах, эспадронах и штыках. Так как занятия в школе занимали всего четыре часа в день, офицеры, собранные в школу, а их было всего восемь человек, попросили расписать их по казачьим сотням, чтобы учиться верховой езде и конному строю. Так Борис Михайлович начал знакомиться с кавалерией, что пригодилось ему в последующей службе.

Я уже говорил об исключительной целеустремленности Бориса Михайловича, которую он вырабатывал в себе с юных лет. Вот и эта учеба в школе фехтования рассматривалась им как этап в разносторонней командирской подготовке, поэтому он охотно принял предложение пойти в нее, поэтому же дополнительно по программе стал учиться верховой езде и конному строю, а вечера, как ни уставал за день, отдавал чтению. Тем более что до города от школы было далеко и выбирался он туда лишь изредка.

К этому времени Борис Михайлович уже наметил для себя очередную задачу — закончить Академию Генерального штаба. Таким образом, все, что делал он теперь, рассматривалось им и с точки зрения достижения намеченной цели. В конце 1904 года в гарнизонном собрании в Ташкенте Шапошников встретил генерал-квартирмейстера округа, чье задание по печатанию мобилизационного расписания выполнял год назад. Тот, помня хорошую работу Шапошникова, предложил ему перейти на службу в штаб округа помощником старшего адъютанта мобилизационного отдела. Для подпоручика, всего лишь год назад окончившего военную школу, это было весьма лестное предложение. Оно означало, помимо оказываемого доверия, существенную прибавку к жалованью, получение красивой адъютантской формы, а это ведь тоже немаловажно для молодого офицера. Шапошников поблагодарил, попросил время, чтобы подумать, посоветоваться со старшими товарищами, и вскоре... отказался от этого предложения. По собственным словам Бориса Михайловича, оно имело один только минус: принять его означало уйти из строя, между тем для тех, кто не прослужил в строю трех лет, двери Академии Генерального штаба навсегда закрывались.