Алексей Аджубей - Те десять лет

Сам ли он ввел иглу со смертельной дозой наркотика или кто-нибудь принудил его, воспользовался беспамятством, осталось неизвестным.

Был и такой случай. Когда в космос стали летать наши собачки, дочь президента Каролина (ей было лет шесть) получила в подарок из России черно-белого щеночка от мамы — космической путешественницы. Кровь у щенка была вольная, нрав — степной, не знаю, как он прижился в американских условиях, но Каролина подарку обрадовалась.

А родительница ее собачки попала в космос авантюрным путем. Для очередного испытательного биоспутника в клетке содержался пес-барбос, которому и предназначалось выполнить соответствующую программу. От безделья он просто-напросто разжирел, и к моменту старта оказалось, что в модуль никак не пролезает. Положение складывалось трагикомическое — корабль не мог ждать лишнего часа. Сотрудники Олега Георгиевича Газенко, ответственного за медико-биологические программы в космосе, за подготовку космонавтов, рванули в степь на машине, чтобы срочно добыть тощего пса. Поймали веселую собаку — стройную, сильную, гонявшую по окрестностям в поисках пищи. Ее-то и отправили в испытательный полет.

Вот какая мама была у щенка, прибывшего в Белый дом.

Дочь президента Кеннеди теперь сотрудник музея «Метрополитен», и, если ей доведется прочитать эти строки, думаю, ей приятно будет вспомнить эту маленькую подробность.

В тот день после визита к Роберту Кеннеди мы с женой были вечером приглашены к президенту. Джон Кеннеди был человеком обаятельным, простым в житейском обиходе. Жаклин, Пьер Сэлинджер, Рада и я сидели в его кабинете; на маленьком столике без всякой сервировки стояли чашечки с чаем. Вдруг за дверью раздался плач, и Жаклин сказала: «Опять Каролине что-то приснилось». Президент встал, вышли следом за ним в коридор и мы. По каменным плитам пола с закрытыми глазами, как лунатик, медленно шла девочка, босиком, в длинной ночной рубашке. Президент взял дочь на руки и жестом пригласил нас идти за ним в детскую. Кеннеди уложил девочку в постель. Просторная комната, без всяких излишеств, с разбросанными по полу игрушками. Мы уже собирались тихонько выйти, но президент задержал нас.

«Взгляните», — сказал он тихо, указывая на столик у кровати дочери. Там стояли, соседствуя, расписная русская матрешка и распятие. «Матрешка — подарок вашего отца, — обратился он к Раде, — а распятие — Иоанна XXIII. — Он задумался на секунду. — Пусть Каролина сама выбирает свои привязанности и свой путь». Президент улыбнулся. Он отвечал этой фразой на высказанную Хрущевым мысль о том, что наши внуки будут жить при коммунизме.

Каждый и в самом деле выбирает свой путь сам. Я напомнил Пьеру Сэлинджеру о том вечере, спросил, не собирается ли сын президента Джон заняться политикой. Пьер развел руками: «Во всяком случае, мне не суждено стать его пресс-секретарем, а тебе не дождаться, чтобы кто-нибудь из Кеннеди-младших стал баллотироваться по списку компартии США…»

Как-то Хрущев принимал редакторов социал-демократических газет из ФРГ. Один из гостей спросил: «Сколько ракет может потребоваться для полного уничтожения западногерманского государства?» Хрущев снял трубку, позвонил по известному ему телефону, задал этот вопрос человеку на противоположном конце провода, выслушал ответ и сказал: «Всего семь штук».

Гости в смущении замолчали, но вскоре беседа пошла по мирному руслу, и о ракетах уже никто не вспоминал. Более чем уверен, что Никита Сергеевич своим ответом никак не выражал агрессивности. Он знал, что такое война, видел испытания ядерно-ракетной техники, понимал, какая страшная сила заключена в новейшем оружии. Он, конечно, гордился тем, что мы первыми запустили искусственный спутник Земли, посылающий на землю сигналы «бип-бип-бип», как будто кто-то разговаривал с человечеством на языке жителей иных планет.

Известие о полете искусственного спутника взбудоражило весь мир, вызвав волну восхищения советской наукой и техникой. Какой-то раздраженный американский генерал бросил фразу: «Подумаешь, запустили железку!» — что вызвало ответную реацию даже западных журналистов: «А вы попробуйте».

Американцы, конечно, работали над созданием ракетной техники. Ракетный центр возглавлял известный немецкий конструктор Вернер фон Браун. Он не сидел сложа руки. Мы опередили их не столько из-за технического превосходства, сколько потому, что Хрущевым на ракетную технику была сделана «главная ставка». Министр обороны в правительстве Кеннеди Макнамара, аналитические способности которого ставили выше быстродействующих ЭВМ, явно просчитался. Его предположение, что будущее за стратегической авиацией, а не ракетной техникой, оказалось неверным.

Президент Кеннеди понял это позже и потратил немало сил для рывка «вслед за русскими». Я видел в Соединенных Штатах документальный фильм об испытаниях ракет, запускаемых с крейсера. На его борту находился президент Кеннеди. Когда ракета благополучно ушла в небесные дали, Кеннеди пустился по палубе в пляс…

Производство разнообразных (в том числе тяжелых) ракет было поставлено у нас на поток. Никита Сергеевич не без бравады говорил: «Мы делаем их на конвейере, как сосиски».

На XXII съезде КПСС в октябре 1961 года Хрущев подчеркнул, что «перевооружение Советской Армии ракетно-ядерной техникой полностью завершено». За короткой фразой стояла острая борьба мнений — в наших политических и военных кругах вырабатывалась новая военная доктрина. Подобно тому, как в начале 30-х годов кавалеристы Ворошилов и Буденный при поддержке Сталина отстояли (навязали) концепцию превосходства конницы перед механизированными родами войск, и прежде всего танками (эту точку зрения отстаивал маршал Тухачевский), так в середине 50-х и начале 60-х годов шло размежевание в определении приоритетных направлений боевого оснащения родов войск. Тяжелые самолеты или ракеты? Надводный флот или подводный? Надо иметь в виду, что уже сложились крупные научно-технические коллективы, производившие разнообразные тяжелые самолеты, адмирал флота Советского Союза Кузнецов, видный флотоводец времен второй мировой войны, резкий, самоуверенный человек, настаивал на строительстве большого флота — армады надводных кораблей, включая авианосцы.

За спором стояли не только лица, амбиции, опыт минувших сражений. Концепции, которыми мы руководствовались, укладывались в определенную схему. Считалось разумным идти параллельными курсами с потенциальным противником, стремясь опередить его военную технику по качественным и боевым показателям. Совсем, как в детской игре «догоняйка». Хрущев отказался играть в эти игры.