Борис Малиновский - Путь солдата

Через тридцать пять лет, вспоминая об этом эпизоде, Владимир Никитович Сармакешев, бывший 20-летний лейтенант, напишет: "Вперед, только вперед! А вот дрогнули, не удержались молодые солдаты, "драпанули", забывая на какие-то мгновения, что назад – это путь к неминуемой гибели, что назад – это позор и смерть. Чем измерить эти мгновения? И как поверить в то, что эти же солдаты, в считанные минуты преобразившиеся в победителей, остановились, опомнились, контрактовали и отбросили врага! Жаркие бои чаще всего скоротечны. Была скоротечна и та атака и контратака под Деражичами. Задымили подбитые вражеские танки и самоходки, отползли от орудий в укрытие командиры орудий старшие сержанты Гаганов и Орешкин, другие ребята из орудийных расчетов. Ковырял ложкой в котелке остатки каши ефрейтор Петр Ерофеев, "управленец" батареи, только что. ловко швырявший в набегающих немцев их же немецкие ручные гранаты с длинными деревянными ручками, поминая черта и остальную нечисть по причине полного молчания автомата, забитого песком при близком разрыве снаряда. И я, его командир лейтенант Сармакешев, уже не мог четко себе представить, что было в эти бесконечно длинные минуты жаркой схватки. А ведь что делал – орал, стрелял и, каюсь, хватал кого-то за шиворот… Обошлось. Все наладилось. Враг отброшен…"

В конце письма он добавил: "Если много лет спустя меня бы спросили о боях под Деражичами, что особенно памятно, какие воспоминания, и по сей день свежи и ярки, я бы не стал вспоминать ни об этом бое, ни о двух немцах, взятых мною в плен в сумятице той ночи после атаки… До сего дня не могу забыть песок, скрипящий на зубах, забегающий за шиворот и в рукава гимнастерки, затекающий в сапоги… Песок, превративший пищу в несъедобное месиво, а пистолеты, автоматы, винтовки – в малополезные дубинки и кастеты. Чтобы спасти затворы от этой песочной пыли, пеленали ТТ и трофейные "вальтеры" в полотенца и портянки и упрятывали за пазуху. Не знаю уж, как ухитрялись некоторые солдаты сохранять и заставлять стрелять свое забитое песком оружие… И еще – неистребимый, тягостный трупный запах… Жаркие схватки не давали времени на уборку тел, а осень в тот 1943 год на Днепре была такая теплая…"

Ночью этого же дня фашисты начали отход. Попытались незаметно оторваться, кинулись к городку Брагину.

…Тридцать лет спустя я, по просьбе своих ставших уже взрослыми детей, поехал вместе с ними на автомашине показать места боев под Деражичами. Около Любеча на колхозном хлипком пароме, перевозившем скот, мы перебрались с левого берега реки на правый и двинулись по направлению к Деражичам. Послевоенные годы мало что изменили в этих местах. Машина сразу же застряла в песке, и, чтобы хоть как-то двигаться, пришлось спустить давление в шинах. Так на распластанных покрышках мы с трудом проехали первые километры. То и дело приходилось вылезать и подталкивать беспомощно буксующий в песке автомобиль. Едва выбрались на дорогу, всю в глубоких выбоинах и покрытую толстым слоем пыли. Наша скорость увеличилась, но ненамного. За нами тянулся густой шлейф пыли, сверху нещадно жгло летнее солнце. В машине было трудно дышать. Дети вспоминали подробности переправы. На паром с берега были перекинуты сходни – сбитые между собой две доски – отдельно под колеса с левой и правой стороны. Машина под большим углом спустилась вниз по берегу, встала колесами на сходни. Тогда я добавил газ, и автомобиль круто пошел вверх, выезжая на сходни. Когда задние колеса достигли настила парома, сходни упали в воду. Они не были закреплены. Машина, к счастью, уже выехала на паром.

Еще увидев хлипкий паром, узкие сходни и крутой спуск с берега, я понял всю рискованность нашей переправы. Но "отступать" было нельзя!

Когда, загнав машину на паром, я вылез из кабины, то увидел побледневшее лицо жены. Она сказала мне:

– У тебя в аптечке есть валерьянка? Дай! Мне плохо. Переправлявшийся с нами и подхвативший ее за локоть мужчина в форме летчика добавил:

– Что вам – мне плохо… Он мог погубить машину и покалечить себя.

Когда мы сделали остановку, чтобы немного отдохнуть, старший сын, выйдя из машины, обратился ко мне:

– Теперь я понимаю, как было трудно здесь во время боев и какими были вы тогда…

За эти короткие часы он действительно многое понял, я почувствовал это своим отцовским сердцем и был очень рад этому.

И все-таки представить по-настоящему, что было под Деражичами, могут только те, кто в октябре 1943 года прошел и прополз по этим пескам под обстрелом и бомбежкой первые метры братской белорусской земли!

При форсировании Днепра 55-я стрелковая дивизия входила в состав 61-й армии. Она понесла здесь большие потери. После войны, в год 20-летия Победы, в Деражичах был поставлен памятник воинам 61-й армии, навсегда оставшимся на песчаном берегу Днепра.

От Деражичей дивизия двинулась на Брагин, догоняя противника, откатывающегося назад. Еще при немцах сюда заходили партизаны Ковпака и несколько дней держали город. Мы появились в нем утром и расположились у домов – отдохнуть. Меня, Мартынова и Беляева позвала к себе хозяйка ближайшего дома. Мы не стали отказываться. Давно уж не сидели вот так, по-человечески, за столом – от самой Курской дуги. Дочь хозяйки вытащила из подвала спрятанные от оккупантов пластинки. Зазвучала песня:

У меня даже мурашки по коже пошли: вспомнил, как с этой песней мы ехали на фронт, еще не зная, что с нами будет)и какой будет война. Сейчас я слушал ее с каким-то особым, все нараставшим чувством внутренней гордости – мы,пошли в поход, в бой за Родину и вот гоним немцев на запад, все быстрее и быстрее!

Хозяйка и дочь ее, девушка лет 18-ти, выглядели одинаково молодо. Когда мы сказали это, женщина заплакала. Оказывается, у нее была еще младшая дочь, которую угнали немцы. Вестей от нее не приходило.

Не только у меня держалось приподнятое настроение. Володя Сармакешев, захлебываясь от мальчишеского восторга и солдатской гордости, еще полный переживаниями от боя под Деражичами, написал письмо домой своей маме почти стихами:

Забегая вперед, скажу, что через два месяца попал он снова в Брагин на медсанбатовской машине. От деревни Прудок, под Мозырем, теряющего сознание и захлебывающегося кровью, везли его сюда по болотному бездорожью на телеге. Разведчик Капустин – тот самый, что вместе с ним бросился в контратаку под Деражичами, – сидел и маялся возле своего тяжело раненного в лицо комвзвода и поддерживал ему голову, стараясь принять на себя резкие толчки и покачивания телеги. Болотистый лужок с копенками сена и кочковатый, чуть припорошенный снежком лесок у деревни Прудок на самых подступах к Мозырю остались для Сармакешева последним видением Белоруссии…