Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

— А ты смейся! Веками люди жили, в Бога веровали, не глупее тебя, милка, были. Ишь, нашлись ученые, ни Бога, ни черта! Погоди, познаешь на себе его святую волю!

Мать поцеловала сухими, горячими губами:

— Ну, ни пуха, ни пера!

Что за день был! Тепло, солнечно, один из тех, что помнится особенно хорошо. Собачья площадка нашлась без труда. У дверей училища собралось множество народу, все больше молодые и, как показалось Наде, красивые девушки. Женщина в канцелярии пробежала глазами заявление и аттестат, и улыбка чуть тронула ее полные губы:

— Придешь на экзамен пятнадцатого августа, в десять утра. Отбор будет в три тура — пятнадцатого, двадцатого и двадцать пятого, поняла? Не забудь захватить ноты, что будешь исполнять.

Ей очень хотелось потолкаться в коридоре, поговорить с девушками. Но не посмела. Ее выручила высокая тоненькая девушка с гладкой прической на прямой пробор.

— Вы тоже на вокал?

— Да, — с готовностью ответила Надя.

— Пятнадцатого в комиссии сама Елена Фабиановна, она совсем не строгая, только я вам посоветую, никаких завитых волос, она терпеть не может ненатуральности.

Надя уже раскрыла рот сказать, что у нее свои, не завитые…

— А вы к какому педагогу хотели попасть? — продолжала щебетать ее собеседница.

— Я не знаю, мне все равно, лишь бы попасть.

— Как все равно? — изумилась она. — Какой у вас голос? Ах, да что мы говорим! На сегодняшний день почти двести заявлений, а возьмут не больше двадцати пяти человек.

Сердце Нади покатилось вниз, куда-то в ноги, в горле стало сухо, не проглотить. Двести человек, и еще будут. Шутка ли? Но ведь мне обещали, та, высокая, Вербова, прямо сказала: «Приходи на следующий год, возьмем». Теперь я подготовлена, у меня репертуар, три вещи на выбор: Чайковский, Римский-Корсаков и Даргомыжский. Дина Васильевна сказала, что Даргомыжский у меня звучит очень недурно».

В полном душевном смятении вернулась Надя домой. А дома ждал неприятный сюрприз.

— Филимон Матвеевич заходил. Про тебя спрашивал. Вот повестку оставил. Что ты там еще натворила? — жалобным голосом спросила мать.

В повестке значилось: явиться в милицию в 10.30, в случае неявки…

«Вот оно, начинается!» — холодея, подумала Надя.

— Ничего мам, не натворила, это в связи с кражей у Дины Васильевны, — стараясь говорить, как можно спокойнее, ответила она.

— Я тоже так подумала, очень уж он все рассматривал. Все на фотографии глядел, спрашивал: «А это кто, да кто?»

Поутру Надя отправилась в милицию, гадая по дороге, каков будет у нее разговор с Филей. «Может, вещи нашлись, так меня для опознания зовут, хозяйка-то в Москве, или спросить хочет, не знаю ли, где Сашок, куда подевался. Кого, мол, подозреваю? Только от меня шиш, что узнаешь!»

Позади себя она услышала протяжный вой электрички и загадала: если раньше до столба дойду, чем эта электричка, все будет хорошо. Прибавив шагу, она подошла к столбу первой. Электричка с ревом пронеслась мимо нее, минуя платформу.

«Раменская, идет без остановок, а я ее все же обогнала, значит, все будет хорошо».

В милиции паспортистка Люся кивнула ей.

— Ты чего?

— По вызову. Вот повестка.

— А, следователь там у него, из Люберец.

Надя закусила губу: «Вот неожиданность!»

Дежурный милиционер, он же и заместитель Фили, тоже из демобилизованных, прыщавый, долговязый парень, взял у нее повестку.

— Посиди минутку, сейчас доложу. — И тут же вынырнул снова, проводив Надю до двери с надписью, обильно засиженной мухами: «Зам. нач-ка милиции. Фомин Ф. М.».

— Садитесь, Михайлова, — предложил Филя, как только она переступила порог.

Следователь, еще не старый и, как показалось ей, даже не злой, молча, с любопытством уставился на Надю.

— Как успехи, артистка? — спросил Филя.

— Пока хорошо, а дальше видно будет.

— Ну, давай-давай, пой! Она у нас на артистку учиться идет, кто слышал, говорят голос — прямо в Большой театр можно, — пояснил Филя следователю.

«Эко хватил!» — усмехнулась про себя Надя. Следователь чуть улыбнулся, самыми уголками рта, откинул пятерней волосы со лба и заглянув в папку с бумагами, спросил:

— Вы ведь у Крыловой занимались, так? И долго?

— Около года. Да, точно, год!

— Ты рот что, скажи нам, Михайлова, — вмешался в разговор Филя. — Ты ведь с Гуськовым любовь крутила.

— Чего, чего? — ощетинилась Надя. — Ни с кем я любовь не крутила!

— Стой, не горячись, спокойно! Все же встречалась?

— Не знаю никаких Гуськовых, — отрезала она, всем видом своим желая показать, что никого и ничего не боится.

— А вот парень, что жил у Ячменевой, племянник ее, тоже тебе не знаком?

Дальше запираться нельзя было. Филя не один раз видел их вдвоем.

— Сашок, что ли? — как можно небрежнее спросила она.

— Сашок-посошок, он самый, — в тон ей ответил Филя. — Где он сейчас?

— Не знаю, мне не доложился.

— Прошу вас, — обратился к ней следователь, — вспомните, пожалуйста, когда вы видели его в последний раз?

«Культурный! Прошу, пожалуйста, а просьба звучит как скрытая угроза, попробуй только не ответить!»—Где-то в конце июля.

— А точнее?

— А точнее не помню, кажется, двадцатого июля.

— Расскажите подробнее, как и при каких обстоятельствах, продолжал он, подбадривая Надю улыбкой.

«Настырный, как оса». — Мне нечего рассказывать, прошлись по улице до станции — и обратно, по домам. Дождь был. Да, точно, вечером двадцатого.

— Значит, на следующий день после убийства? Не был ли он взволнован происшествием?

— А чего ему волноваться?

Хитрый этот Филя! Сразу сообразил, что молодой, неопытный следователь быстро зайдет в тупик при таком допросе.

— Смотрю на тебя, Михайлова, и диву даюсь.

Но ее не проведешь, она ждала подвоха, настороже! И готова отразить атаку.

— Да… — продолжал вздыхая, Филя, покуда следователь строчил в своей папке. — Собой ты девушка «на ять». Номер первый в Малаховке, в артистки собираешься, а с такой шпаной, понимаешь ли, с босотвой, можно сказать, путаешься…

— То есть дружбу водит, — поправил его следователь. Он явно не желал преждевременно без надобности обострять отношения. Но взрыв все-таки произошел. «Бес» крепко обуял Надю, лицо ее покрылось малиновыми пятнами.

— А с кем я, извините, по-вашему, дружбу должна водить? Где они, наши «хорошие» парни? Где? Нет их! Какие и были, так на войне погибли. Вон из десятых классов из всех ребят один вернулся целый, а другой без руки. Вы там, на фронте, что ж не уберегли их для нас, что не прикрыли собой «хороших» парней? Сами-то целые вернулись, а «хорошие» погибли или калеками остались!

— Это ты зря так, — примирительно сказал Филя. Не по тому руслу течет допрос.

Следователь молча потер подбородок. Конечно же, она по-своему права. Обездолила война целое поколение. С этим нельзя не согласиться.