Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

— Я не верю, — живо возразила Надя, — что Саша мог возненавидеть кого бы то ни было ни за что. Тут другое!

— Другое! Он тебе и это сказал! — с глубоким сожалением сказала Тамара Анатольевна. — Наслушался сплетней завистников Андрея и вбил себе в голову, будто по доносу Андрея был арестован и расстрелян мой муж! Это дикость! Они были друзья!

— Какой ужас! — невольно вырвалось у Нади. — Надеюсь, свои подозрения он держал при себе?

— Если б при себе! Он ничего не держал «при себе». Андрея тоже можно понять!

Тут она встала с места и подошла к двери.

— Извините, это Андрей Алексеевич пришел, — сказала она и вышла из комнаты.

«Есть ли в нашей стране хоть одна семья, кого не коснулось бы «это»? Или мне так везет на встречи? Даже у меня в роду, и то предков «растрясли», как выразилась тетя Варя».

За креслом с высокой спинкой, где она сидела, Надя увидела пианино. То самое пианино, которое предложил ей Клондайк, а на нем его портрет. «Как же я сразу не разглядела!» Фотография была сделана чуть вполоборота, но он смотрел прямо. Живые блестящие глаза его улыбались ей. «Единственная в мире улыбка, какой уже не может быть больше для меня ни у кого». Надя взяла фотографию в руки и прикоснулась губами к милому лицу. Как будто фотограф запечатлел его, спросив: «Что же ты ожидаешь от жизни?» А он ответил: «Счастья». Надя поставила фотографию обратно на пианино и села на свое место. Душа ее была переполнена мучительной и тягостной скорбью. Нечаянно ей пришлось заглянуть в чужую жизнь, где таилось плохо спрятанное горе. «Конечно же не из лучших побуждений жестокий и низкий человек отравил душу Клондайка, «открыв ему глаза» на отчима. В любом случае, была это правда или клевета, поступок подлый», — мысленно возмутилась она.

Было слышно, как где-то совсем рядом разговаривала Тамара Анатольевна с мужем. Слов она не разбирала, да и не прислушивалась. Она думала о своем. «Вот почему он тогда так горько сказал о ней: «красивая во вред себе». Красивая, ничего не скажешь: высокая, стройная, подтянутая, с девичьей талией и целым овином прекрасных светло-пепельных волос, с серебром на висках. С удивительно благородными чертами нежного лица. Красавица, несмотря на свои сорок семь лет.

— Извините, Надя, я оставила вас одну! — сказала, возвращаясь, Тамара Анатольевна.

— Я уже ухожу, мне пора! — заторопилась Надя.

— Подождите, скоро обедать будем, — и, понизив голос, шепотом сказала: — Андрей Алексеевич с вами познакомиться хотел!

— Вы не могли бы мне… хоть самую маленькую, — тут губы Надины задрожали, задергались и она никак не могла произнести «фотографию».

— К сожалению, у меня остались только детские, да вот эта, — она указала на ту, что стояла на пианино, — а любительские Галя потаскала.

— Галя?

— Да, сводная сестра Саши, дочь Андрея от первого брака. Саша сказал мне, поете вы замечательно, как теперь?

— В консерваторию буду поступать.

— Ах, даже так? — удивилась она. — Желаю удачи… Не плачьте, не надо, вы молодая, свободная, еще полюбите, выйдете замуж, дети будут…

— Нет, нет, никогда! Никогда такого в моей жизни не будет! — воскликнула Надя, вытирая ненужные здесь слезы.

— Я тоже так думала однажды…

— Тамара! Я готов! — сказал Андрей Алексеевич, приоткрыв дверь. — У тебя гости!

«Чего притворяться, он же знает, что я здесь!» — неприязненно подумала Надя.

— Зайди, Андрюша! — сказала Тамара Анатольевна, — у меня Надя с Воркуты. Сашина невеста!

— Здравствуйте, Надя! — важно и медленно проговорил он, не подавая ей руки. — Значит, вы будете воркутинская знакомая Саши?

— Я не знакомая, я его невеста. Жаль, если он не нашел нужным вам сказать об этом, — чувствуя себя уязвленной, обиделась Надя. Она прекрасно поняла, как захотел унизить ее этот седой, плотный полковник с глазами, точно оловянные пуговицы, так похожий лицом и осанкой на генерала Деревянко.

— Нет, нет, он говорил нам, он даже с Воркуты переводиться не захотел, — живо возразила Тамара Анатольевна.

— Вот и свалял дурака! — сурово осадил ее Андрей Алексеевич, — Сейчас был бы жив!

Бес одолел Надю, хлестнув ее по лицу так, что щеки ее запылали, а глаза от бешенства сразу высохли.

— Он и там был бы жив, когда бы наше добренькое правительство не выпустило на волю убийц и воров!

— Ну! Зачем же вы так? Вам же тоже повезло попасть под амнистию, — широко и добродушно улыбнулся он.

— Ошибаетесь! — ядовито поправила его Надя. — Я освободилась по пересмотру, за неимением состава преступления, подчистую! — и направилась к двери.

— И вы ошибаетесь! Саша погиб от руки вольнонаемного, и правительство наше тут ни при чем!

— Как? — резко повернулась к нему Надя.

— Я сказал, вольнонаемного! — Он отвернулся от Нади, не желая больше продолжать разговор. — Томочка, как там насчет обеда? — спросил и вышел из комнаты.

— Я провожу вас, — сказала Тамара Анатольевна, прикладывая кружевной платок к глазам.

Когда за Надей закрылась дверь, она остановилась на площадке, подошла к перилам и взглянула вниз. Голова ее кружилась, Щеки пылали, глаза ломило, и вся она была как бы разобрана по частям. Она прислонилась к перилам, чувствуя потребность постоять, собраться с мыслями. «Я шла утешить мать, опасаясь быть затопленной слезами, но эта женщина подкована несчастьями на все «четыре копыта», как говорили в лагере, не хуже моего, а, пожалуй, и побольше». Внезапно дверь квартиры отворилась и темноглазая девушка, сводная сестра Клондайка, торопливо вышла на лестничную клетку.

— Вы еще здесь! — обрадовалась она. — Хорошо! Меня мама послала вернуть вам деньги.

— Я не возьму! — пряча руки за спину, решительно сказала Надя.

— Как же?

— Вы пойдете к Саше на могилу, купите ему цветы, пожалуйста!

— На все деньги?

— На все! — сказала Надя и побежала вниз по лестнице.

— Постойте! Подождите! — крикнула ей с верхней площадки Галя.

Надя остановилась: «Что ей еще надо!» Она устала, сказалась бессонная ночь, и очень хотелось что-либо пожевать.

— Мама велела вас вернуть к обеду…

— Спасибо, я найду, где поесть, — резко обрезала ее Надя в полной уверенности, что Галя обидится и уйдет.

— Я так и думала! Я даже ей сказала! — оживилась Галя ничуть не в обиде. — Хотите, я вас провожу! — предложила она.

— Вас ждут к обеду!

— Ничего! Не умрут с тоски! — засмеялась она и придержала ногой тяжелую парадную дверь на улицу, давая пройти Наде первой. Приветливая улыбка, непосредственность и простота, с которой Галя обратилась к ней, не могли оставить Надю равнодушной, нельзя было не ответить на дружелюбный призыв и она тоже улыбнулась, впервые прямо взглянув Гале в лицо. Чуть полноватое, еще по-детски округлое личико и небольшие, блестящие, как у зверька, темные глазки понравились Наде.