Екатерина Матвеева - История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек

На Восьмое марта молодежь собиралась «компашками» в складчину. Приглашали и Надю, но она идти не захотела. Нужно было пить водку или еще какое-нибудь вино, смеяться над неприличными анекдотами, которые назывались «пикантными», и обсуждать общих знакомых. Ей это казалось скучным. Сидеть дома и слушать, как сотрясаются стены и потолок от «гуляющих» соседей, тоже не хотелось. Она уже было собралась позвонить Рите, посидеть у нее, но в это время в дверь позвонили. Звонок ей провели на днях, очень резкий и пронзительный. От неожиданности она вздрогнула и, зная, что это может быть только Володя, не спеша открыла дверь.

— Я за тобой, — сказал он. — Мама с Татьяной тебя приглашают.

Надя поежилась от холода.

— Не хочется никуда выходить.

— Давай по-быстрому одевайся, наводи тень на плетень и поехали. Чем занималась? — Он увидел на столе «Ниву» и заглянул.

— Охота тебе время тратить на рассказы о пребывании царской семьи в Ливадии.

— Интереснее, чем смотреть, как вы вертите чреслами на вечеринках. Сами себя раздражаете, как козлы!

— Фантастика! Нафталиновая кобра! Из тебя моль на свадьбе не посыплется?

— Зря опасаешься, я не тороплюсь с замужеством!

— С ума сойти можно! Я уже дома сказал, что ты осчастливила меня согласием.

— Зря поспешил. У меня есть время опомниться, прийти в себя.

— Кошмар! — хватая себя за голову, завопил Володя. — Одни условия, никаких льгот.

— Льготы ты получишь от своей коммунистической партии, — сказала, но тут же осеклась: «Куда меня заносит!» Все же льготы ему были предоставлены, и, пока еще не были накрашены губы, она разрешила поцеловать себя, а закрыв глаза, вспомнила, что всего год назад ее так же нежно и бережно целовал Клондайк. Но тогда ей нужно было гасить в себе «огнь желанья», а теперь его не было, он угас, и только одно озорство и любопытство.

— Ну, так что? Безоговорочная капитуляция? — спросил Володя, не отпуская ее из своих рук.

— Да, Трилли, получишь свою собачку. Капитулирую вместе с Германией в мае.

— Тогда едем, отметим нашу помолвку и, кстати, Восьмое марта. Надя вышла в ванную переодеться и слегка подмазать ресницы и губы. В черном шерстяном платье с широким лаковым поясом и перламутровой брошью у ворота она выглядела по своему же определению «очень даже ничего!» Увидев ее, Володя причмокнул губами и покачал головой.

— «В красоте дьявол с Богом борется!» — сказал кто-то из братьев Карамазовых. Даже скучно на тебя смотреть, какая ты всегда красивая. Однообразна, как истинная кобра!

— Для козла годится! Козлы не привередливы!

Помогая ей надеть пальто, он сказал:

— А ведь не прав гений «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей». Согласна?

— Не совсем! Чем меньше мы мужчину любим, тем больше нравимся ему! Это уж верно!

— Мерзкое искажение!

Володина семья приняла Надю с видимым радушием, и не сразу она узнала, что стоило ему уговорить, уломать, наконец запугать Серафиму Евгеньевну согласиться принять Надю в свой дом. Она еще надеялась, что Володюшка одумается, поймет, что красота женская еще не самое главное в жизни, она еще не потеряла надежду на брак любимого сына с дочкой подруги с улицы Грановского. Только после того, как Володя заявил, что уходит жить к Наде в Черемушки, где, как она слышала, грабежи, и поножовщина, Серафима Евгеньевна расплакалась и после очередного сердечного приступа простонала:

— Поступай, как знаешь! Папа, «Лев», сразу заявил:

— Его дело, ему жить с женой, не нам!

С Татьяной оказалось совсем легко. И если в государстве «Партия — ум, честь и совесть народа», как гласили лозунги и транспаранты на всех домах и перекрестках, где только можно было повесить, то в доме Субботиных честь, ум и совесть была Татьяна. Умная и властная, она единым словом могла поставить все и всех на свои места. Однажды взяв под свою защиту Надю, она тоном, не терпящим никаких возражений, изрекла: «Эта девочка с большим будущим, безусловно талантлива и хороша своей особенной, оригинальной внешностью. А образование? Это дело времени. Нежданова закончила консерваторию тридцати лет! Во всяком случае, ей не понадобится папино имя в учебе». Этот камешек — в Володин огород, но он стерпел и вздохнул облегченно:

«Битвы с ней не предстоит, ярлык наклеен мощный».

Была еще одна особа, с которой Наде предстояло познакомиться, дерзкая и заносчивая домработница Субботиных Фрося. Ее языка боялись все в доме. Особенно доставалось Серафиме Евгеньевне. Уважала Фрося только одного хозяина, Алексея Александровича, да еще побаивалась Татьяну.

Надя обожала делать подарки и чувствовала себя не лучшим образом, направляясь в дом с пустыми руками. Но стол уже был накрыт к ужину, их ждали, и Серафима Евгеньевна сгорала от любопытства узнать, как решат молодые свое будущее. Было одобрено все: и нескорая свадьба, и Надино решение остаться пока на работе, и ее занятия с Елизаветой Алексеевной, о чем пришлось рассказать и даже пообещать пригласить Татьяну к себе на занятия, хотя на это мало рассчитывала Надя. Елизавета Алексеевна терпеть не могла посторонних на своих уроках, и все, кто приходил в неурочное время, сидели смирно на кухне, пока она занималась. И то, что Надя была сирота, по-видимому, устраивало всех. Серафиму Евгеньевну, что не будет лишняя родня лезть в дом, Володю — без тещи!

С этого вечера все чудесным образом изменилось для нее. То есть все так же она тщательно, со старанием укладывала плитку и таскала тяжелые бадьи с готовым раствором, жила в той же холодной квартире, так же, не реже одного раза в месяц, ее заливали верхние жильцы, и завтракала она в спешке кефиром с колбасой. Но теперь у нее был дом, где ее встречали с улыбками, а когда после ужина Татьяна открывала крышку рояля, приглашая Надю петь, большая, скучная квартира оживала, наполняясь трепетными и страстными звуками Надиного голоса.

В бригаде тоже заметили перемену. От двенадцати пар глаз, острых и всевидящих, ничего не скроешь. Тоня, напарница Нади, и Аня незло подсмеивались над ней, когда во время работы она вдруг надолго замирала с плиткой в руке и испуганными глазами смотрела в пространство. Пришлось сказать, под большим секретом. Но уже на следующий день Степан Матвеевич спросил ее:

— За кого же ты замуж выходишь?

— Ой, ой! — загалдели наперебой девушки. — Что вы! Степан Матвеевич, парень-то какой! С машиной! Один чубчик что стоит! Высокий! Симпатичный, ужас!

«Анька разнесла, когда он меня разыскивал!» — обиделась Надя, но смолчала.

— Мне бы такого! Страсть люблю высоких, — захихикала Надька-маленькая.

— Она и сама у нас девица-красавица! — сказал Степан Матвевич приветливо и тут же осторожно спросил: — А машина откуда? Своя?