Бранко Китанович - Человек, который не знал страха

– Не важничайте, обер-лейтенант! – сказал майор инженерных войск со шрамом на руке. – Я раньше вас имел такой вальтер. Это оружие создано довольно давно, и скоро оно поступит в войска в массовом порядке. Я же лишился своего пистолета при довольно трагических обстоятельствах. Не дай вам бог такое пережить!

– Расскажите, пожалуйста, про этот случай, – попросила майора Лидия. – Вас так интересно всегда слушать.

– В тот печальный день, господа, если вы помните, погибли майор фон Райс и зондерфюрер Гаан. Мы втроем возвращались из Винницы в сопровождении нескольких солдат. Неожиданно на нас напали бандиты.

Майор сделал паузу и затем продолжил свой рассказ:

– У меня был при себе точно такой же вальтер, какой показывает нам сейчас обер-лейтенант Зиберт. Я успел сделать из него несколько выстрелов и, судя по крикам, кого-то или убил, или ранил. Но и сам я был ранен в правую руку. Вот, посмотрите, – майор показал шрам на запястье. – Был мороз, снег – по колено. Все же, благодарение богу, мне удалось выскочить из машины и скрыться в придорожном лесу прежде, чем подбежали партизаны. Но номер того пистолета я помню и сейчас – 46710.

«Кажется, я дал промашку, – подумал Кузнецов. – Ну да ладно, будь что будет». Он, не таясь, посмотрел на пистолет, который все еще держал в руке, затем поднес его к губам и поцеловал. На вороненой стали достаточно отчетливо проступали злополучные цифры – 46710. «А что, если кто из присутствующих захочет посмотреть пистолет?» Невольно подумалось, что в комнате у него имеется автомат, да и пистолет заряжен полностью. Четырнадцати патронов хватило бы, чтобы изрешетить всю компанию, пока они разберутся и поймут, что к чему. Но это означало бы конец его разведывательной работы в Ровно…

В этой обстановке Кузнецов, как свидетельствуют А. Лукин и Т. Гладков, сумел мгновенно найти единственный, удивительно точный психологический ход, чтобы исправить ошибку.

Медленно, чуть ли не ритуальным движением, он поднес пистолет ближе к глазам, развернул его стороной, где был выбит номер, и несколько мгновений рассматривал его.

– Какой номер, вы сказали, был у вашего вальтера?

– 46710, – ответил майор.

– Тогда я сдаюсь, – с добродушной улыбкой проговорил Зиберт, как бы признавая превосходство майора. Этот номер больше. Значит, вы имели такую замечательную вещицу раньше меня… Яйца курицу не учат! – шутливо заключил он и спокойно положил злополучный пистолет в кобуру.

Лисовская заметила, что Зиберт несколько изменился в лице и как-то весь напрягся, когда майор рассказывал о происшествии с его вальтером. Она не могла объяснить себе, что с ним происходит, но чувствовала, что ему сейчас нехорошо, и в душе хотела, чтобы он одержал верх в словесном поединке с майором. Этот необычный Зиберт (ему было в то время 32 года), сын прусского дворянина, человек богатый, веселый, общительный, всесторонне образованный, вызывал у нее двоякое чувство.

Своим внешним видом, манерой поведения, культурой он привлекал внимание Лисовской. Но она особенно ненавидела представителей интеллектуальной фашистской элиты, которая философскими рассуждениями пыталась оправдать свои гнусные преступления.

– У обер-лейтенанта Зиберта голос соловьиный, а когти ястребиные, – доверительно говорила она Гнидюку. – Я не могу забыть ни на минуту, что этот холеный нацист получил свои награды за то, что безжалостно убивал поляков и русских… Нет-нет, получит он от меня чашу с отравой в дополнение к своим фашистским крестам.

– Это была бы ваша фатальная, самоубийственная ошибка, – ответил Гнидюк. – Немцы сразу бы раскрыли и вас, и многих других. В городе начался бы террор, что значительно затруднило бы ведение подпольной работы. Прошу вас не трогать Зиберта. Это мнение не только мое, но и командования отряда.

– Поверьте, Болек, мне легче, когда я имею дело с каким-нибудь фашистом-дегенератом, чем с фашистом-интеллектуалом, претендующим на изречение истин. Нет, я отравлю его!

Лидии становилось с каждым днем все труднее сдерживать свое желание уничтожить Зиберта. А она была не из таких, кто отказывается от задуманного.

Кузнецов заметил это и запросил Москву. Центр ответил, что он может открыться Лисовской с помощью старого пароля: «Привет от Попова!»

До получения этого разрешения Кузнецов на вся кий случай уехал из Ровно. Вернулся он в город лишь получив сообщение Вали Довгер о прибытии в «украинскую столицу» министра третьего рейха и теоретика фашистской партии Альфреда Розенберга.

Ликвидация Розенберга накануне Курской битвы вызвала бы сильный резонанс в мире, угнетающе подействовала бы на солдат вермахта и, наоборот, с удовлетворением была бы встречена бойцами Красной Армии. Во всяком случае эта акция возмездия усилила бы тревогу в фашистской верхушке, которая и так уже теряла уверенность в себе. Исходя из этого, Медведев поручил Кузнецову подготовку и осуществление ликвидации одного из фашистских главарей.

Непосредственными исполнителями приговора были назначены Михаил Шевчук и Петр Ершов. Однако, вопреки первоначальной программе, Розенберг в Ровно не приехал. Он задержался в войсках, где проводил совещания с армейскими пропагандистами, пытаясь поднять их моральный дух обещаниями грядущих побед. В один из дней подготовки акта возмездия против Розенберга Кузнецов решил открыться пани Лисовской. Выбрав момент, когда они были в доме одни, он зашел к Лидии в комнату и непринужденно сказал:

– Все забываю передать вам привет. Извините, я должен был сделать это давно.

Лисовская не проявила к его словам особого интереса, лишь подернула плечами.

– Откровенно говоря, ваши приветы не очень меня интересуют. Большинство ваших приятелей я предпочла бы не видеть вообще.

– Я хочу передать вам привет от человека, который наверняка не относится к тем, кто вам противен, Лида. – Кузнецов скрестил руки на груди, улыбнулся и, глядя прямо в глаза Лисовской, отчетливо произнес: – Привет от Попова!

Лисовская была ошеломлена, тем более, что слова пароля Зиберт произнес на чистом русском языке. До этого они говорили лишь по-немецки.

В небе над городом повис серп луны. Сквозь открытое окно в комнату вливается тяжелый запах гвоздики. Издалека доносится мелодия какой-то песни. Лидия в задумчивости положила голову на руки. Она чувствует себя разбитой, сердце охвачено тревогой и печалью.

Много часов ее мучает один и тот же вопрос, на которые она не находит ответа. Неужели гестапо и абвер вышли на ее след? Возможно ли, что сероглазый обер-лейтенант – их человек или он не немец, а действительно Грачев? Нет, конечно же он немец, хотя, может быть, он наш?