Феликс Лурье - Нечаев: Созидатель разрушения

После саркастического выступления Езерского авторитет Нечаева сильно потускнел, а число его приверженцев существенно поубавилось. Неудача ввергла Сергея в ярость. Каждое возражение оппонента, подхваченное аудиторией, воспринималось им как жгучая пощечина, публичная порка, плевок. В минуты поражения самообладание покидало его. Злоба выливалась в ненависть к интеллигентам, к их знаниям. Мысль его отчаянно металась в поисках выхода из положения. Надобно менять облик, менять биографию, вернее, автобиографию, так точнее, иначе здесь не пробьешься. Потекли легенды о крестьянском происхождении, тяжелом труде с малолетства, поздней грамотности. Но этого явно не хватало, и тогда он начал обдумывать нечто новое. Требуется превратиться в героя. Как? Да очень просто — совершить побег, а для этого подвергнуться аресту. Итак, арест — побег, арест — побег и так далее. Надобно только обождать, удобный случай придет. И действительно, вскоре возникла опасность ареста наяву.

Осенью 1868 года, после возвращения Сергея из Иванова, на службу в Сергиевское училище поступил И. Сливков, сменивший прежнего сторожа, с которым у Нечаева были хорошие, доверительные отношения. Семья нового сторожа с разрешения Нечаева поселилась в кухне казенной трехкомнатной учительской квартиры. Между 12 и 14 января 1869 года Сливков подал начальству жалобу на Сергея, приведу из нее извлечение:

«Во время класса он постоянно уходит давать уроки на дом, за что получает вознаграждение, а с приходящими в училище мальчиками, вместо преподавания им уроков, занимается с ними его жилец, фельдшерский воспитанник (Е. В. Аметистов. — Ф. Л.), разными глупостями, чему дети и рады.

Через это родители сих детей стали брать своих детей с вышеуказанного училища и определять в другие училища. С 8 января и по 10-е сего года не то чтобы во время класса, но даже 2 дня вовсе не являлся и домой. 9 января с[его] г[ода] смотритель застал сидящего с мальчиками вышеозначенного воспитанника, а когда бывает Нечаев дома, то постоянно бывает сборище человек 15 мужчин и также девиц, делают разные огни и выстрелы; в то же самое время он приказывает уходить в кухню; даже когда подаю самовар, принимают от меня в передней, чтобы я не видел и не слыхал бы их разговоров. 10 числа, бывши он в пьяном виде, приказывал топить печку в 12 часов ночи. Я сказал ему, что не в показанное время топить печку нельзя, через что быть пожарная команда, а он, ни слова не говоря, взял толкнул меня в дверь, а 11 числа приказал искать место. Я спрашивал, за какую причину он отказывает; тебе дела нет, а ищи себе квартиру и уезжай». [121] 57 ГА РФ, ф. 109, 3 эксп., 1869, д. 112, ч. 1, л. 8–9.

Расследование доноса Сливкова произвел штатный смотритель С.-Петербургских училищ А. К. Богданов. Как выяснилось, Сливков имел жалованье сторожа 5 рублей в месяц и получал от Нечаева ежемесячно по 3 рубля за дополнительные услуги. «В объяснении, представленном Нечаевым, он отрицал существование сборищ у него на квартире, а «выстрелы и огни» объяснил химическими опытами, необходимыми ему при университетских занятиях. Директор училищ удовлетворился этим объяснением и не дал делу дальнейшего хода. Лишь спустя год, после того как открылась нечаевская история, вся эта переписка была представлена попечителем С.-Петербургского учебного округа в III отделение. В секретной записке от 29 января 1869 года сказано, что «Нечаев и прежде обращал на себя внимание». На памятной записке от 14 февраля о поручении нашим заграничным агентам проследить, не появился ли Нечаев за границей, шеф жандармов собственноручно написал: «личность эта едва ли заслуживает внимания». [122] 58 РГИА, ф. 878, оп. 1, д. 82, л. 98–98 об. Эти строки написаны С. С. Татищевым, служившим в Министерстве внутренних дел [123] 59 См.: Цамутали А. Н. Борьба направлений в русской историографии в период империализма. Л., 1986. С. 44. и, быть может, единственным из историков видевшим все или почти все документы, касавшиеся Нечаева (со временем часть документов оказалась утраченной).

Богданов признал положение дел в Сергиевском училище удовлетворительным, Сливкова уволили за пьянство и плохое исполнение своих обязанностей.

Начальство относилось к Нечаеву вполне сносно. В апреле 1869 года полицейские власти потребовали от учебного округа сведения о его служебной деятельности, в ответ на это появилась «Записка о бывшем учителе Сергиевского приходского училища Сергее Нечаеве», положительно его характеризующая. В записке сообщалось:

«В службу определен Нечаев в августе 1866 г.; будучи по прошению допущен в совет с. — петербургской дирекции училищ к испытанию на звание городского приходского учителя, он выдержал это испытание с большим успехом, и так как он просил об определении его учителем, то директор училищ предназначил Нечаева к занятию учительской должности в младшем классе Андреевского двухклассного училища, но предварительно допущения к должности он был командирован в приходский класс Владимирского уездного училища под руководство опытного учителя. Посему, убедясь в усердии и успехах занятий Нечаева, директор представил г. попечителю с. — петербургского учебного округа о допущении его к исправлению должности учителя 1-го класса с. — петербургского Андреевского приходского училища, на что последовало разрешение начальства округа от 6 октября 1866 г. за № 4072. Затем в 1867 г. циркуляром по управлению с. — петербургским учебным округом, № 20 в сентябре Нечаев перемещен в Сергиевское приходское училище». [124] 60 Красный архив. 1926. Т. 2 (15). С. 161–162.

Донос сторожа Сергиевского приходского училища, по мнению начальства, не содержал ничего такого, что могло бы позволить уличить учителя Закона Божия в злоумышлениях и необходимости его ареста. Дирекция училища и попечитель учебного округа не передали в III отделение сведений о взрывах и сходках на казенной квартире для учителей, но вскоре чиновники политической полиции сами обратили на Нечаева внимание.

28 января 1869 года на квартире слушателя Медико-хирургической академии Ф. Г. Любимова в доме 34 по Фурштатской улице состоялась сходка. В самом ее начале Нечаев потребовал слова и заявил, «что уже довольно фраз, что все переговорили, и тем, кто стоит за протест, кто не трусит за свою шкуру, пора отделиться от остальных; пусть поэтому, они напишут свои фамилии на листе бумаги, который оказался уже приготовленным на столе». [125] 61 Засулич В. И. Воспоминания. М., 1931. С. 24.

Подписной лист, о котором шла речь, назывался: «Подпись лиц, учащихся в высших учебных заведениях, протестующих против всех тех условий, в которые они поставлены, и требующих для изменения этих условий право сходок для всех учащихся высших учебных заведений вместе. Форма протеста примется по соглашению подписавшихся». [126] 62 Нечаев и нечаевцы. С. 189. На этом же листе в тексте содержалось предложение собрать «сходки и объявить начальству высших учебных заведений, чего желает студенчество, а в объяснении указать, что несмотря на его (начальства) благие желания помочь студентам, оно не способно, потому что слишком удалено от студенческой жизни». [127] 63 Сватиков С. Г. Указ. соч. С. 190. Под этой нелепой бумагой Нечаеву удалось за несколько дней собрать 97 подписей. [128] 64 См.: РГИА, ф. 878, оп. 1, д. 82, л. 98. Подписей могло быть и больше, но многие понимали, что затевается не борьба за расширение прав студентов, а стравливание их с начальством. Развернулись бурные прения, большинство оказалось не с Нечаевым.