Виктор Корчной - Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца

В дальнейшем моего преимущества оказалось недостаточно для выигрыша. Сперва я проверил точность защиты Карпова в трудном для него окончании, а потом, установив, что он хорошо усвоил «домашнее задание», доставил себе удовольствие запатовать чемпиона мира. Во-первых, мне не нужно было в этом случае обращаться к нему с предложением ничьей. А во-вторых, как ни закономерен пат в шахматной партии, получать его чуть-чуть унизительно. Смешно, но факт! Наверное, после этого случая Карпов счел себя в известной мере оскорбленным.

И еще кое-что в связи с 5-й партией. Когда после продолжительного доигрывания была наконец зафиксирована ничья, советский полковник юстиции на глазах у всего честного народа расцеловал филиппинского миллионера Кампоманеса!

В 6-й партии я вновь легко уравнял игру, и Карпов вскоре предложил ничью. Тут я слегка смалодушничал. Было видно, что позиция Карпову не нравится, да и времени он затратил больше... Увы, я тоже не железный. Напряженное доигрывание накануне сказалось и на мне, и я согласился на ничью.

Начало 7-й партии было отмечено инцидентом, который ввиду своей незначительности не был отражен прессой. Напомню читателю, что накануне матча по моему предложению была принята церемония рукопожатия перед партией стоя (в своих предложениях я особо настаивал на этом пункте, ибо в 1974 году в Москве 23-летний Карпов был не слишком вежлив по отношению к своему 43-летнему противнику).

Совсем недавно Карпов преподнес шахматному миру новую версию событий в Багио: «В своих предматчевых интервью Корчной не брезговал ничем — лишь бы вывести меня из равновесия. По его настоянию перед партией и после нее мы не обменивались рукопожатием» («Сестра моя Каисса», Нью-Йорк, 1990).

Придя на игру, я увидел сидящего Карпова. Он не поднялся, когда я подошел к столу. Я сел, но тут приподнялся Карпов и протянул мне руку. Он застал меня врасплох, на лице его появилась укоризненная усмешка. Справившись с законом инерции, через секунду поднялся и я... Все прошло незамеченным для журналистов и даже для главного судьи. Сейчас мне ясно, что это была тонко задуманная увертюра к спектаклю перед следующей партией...

А пока началась 7-я партия — пожалуй, первая из множества ненормальных в этом матче. В обмен на неожиданность перед началом встречи я застал Карпова врасплох в дебюте! Применив интересную идею Мурея, я получил подавляющий позиционный перевес. Карпов сидел бледный, со слезами на глазах. А мне было не до него: опасаясь советского психолога, я решил вести эту партию из укрытия — сидеть в основном не на сцене, а в комнате отдыха перед монитором. Только когда Карпов делал ход, я волей-неволей садился за доску, не желая повторять поведение Спасского в матче со мной. С непривычки — обычно я сижу за доской почти все пять часов — я играл далеко не лучшим образом.

Партия была отложена. Все вокруг считали мое положение безнадежным. Мы с секундантами бросили взгляд на позицию и тоже пришли к выводу, что ее не спасти. Стин с Муреем пошли к себе, а Кин отправился посылать очередной телекс в «Спектейтор», где сообщил миру, что мне пора сдаваться...

Надо отдать должное фрау Лееверик: чутье подсказало ей, что не все еще потеряно и секундантам рано ложиться спать. Она привела ко мне отбрыкивающегося Мурея (как потом оказалось, он просто хотел спокойно поработать над отложенной позицией у себя в номере), и вдвоем мы нашли путь к продолжению борьбы. Еще не верный путь к ничьей, но реальные шансы на спасение.

Представьте себе всеобщее удивление, когда на следующий день, взглянув на мой очевидный записанный ход, Карпов... предложил ничью! В чем же дело? Ведь накануне, при анализе 5-й партии, наша группа проявила себя явно не с лучшей стороны — и вдруг Карпов оказывает ей такое доверие!

Приведу одно из писем, полученное мною в те дни:

«Мне кажется вполне вероятным, что ваши противники установили микрофоны (а возможно, фотокамеру или «подглядывателъ») в комнатах, где вы анализируете отложенные позиции. Доказательство? Когда Мурей нашел спасительный ход в позиции, которая казалась проигранной, Карпов на следующий день тут же предложил ничью — даже не пожелав выяснить, найден ли вами этот ход. Если бы он обнаружил эту единственную защиту сам, без подслушивания, то подождал бы предлагать ничью и сделал пару ходов, чтобы убедиться в том, что и вы нашли эту защиту...

Мортон Делман, США». В принципе я согласен. Другого объяснения этому парадоксу мы не нашли.

Кстати, маленькая деталь. У нас в отеле была мощная охрана, и без разрешения, моего или Кампоманеса, в наши комнаты не мог проникнуть и таракан... И другая деталь: ежедневные телексы, посылаемые Кином в Лондон (без моего ведома!), служили постоянным источником информации о работе нашего мозгового центра. Каждая строчка проходила инспекцию Кампоманеса, тесно связанного с советской стороной.

Будьте осторожны, участники будущих матчей! Возможности организаторов, если они избирают себе фаворита, почти безграничны!

Б. Црнчевич: «Время от времени я замечаю в глазах Виктора Львовича грустную тень. Вспоминается ли ему тогда Ленинград, где он прожил большую часть своей жизни? Думает ли он о сыне Игоре, который отказался служить в армии и тем самым обрек себя на тюрьму? Его глаза в эти минуты добрые, детские!..

Когда же я смотрю на него, окруженного английскими, голландскими, австрийскими, американскими и прочими журналистами, когда слушаю его резкие, язвительные ответы на их вопросы, то иногда ловлю себя на мысли: а вдруг Виктор Львович неожиданно сойдет с ума и печально заговорит о своем одиночестве, выскажет все, что накопилось у него на сердце.— и... навсегда замолкнет. Что все эти журналисты знают о нем, что все мы знаем о нем?!» («Эмигрант и Игра»).

Мое поведение во время 7-й партии не прошло незамеченным. На наш, составленный Кином, протест с требованием отсадить Зухаря из передних рядов в глубь зала последовал ответ Батуринского (от 5 августа):

«...Доктор медицинских наук, профессор Владимир Зухарь прибыл в Республику Филиппины в составе советской делегации (признал наконец! — В. К.), хотя и не является официальным лицом, предусмотренным регламентом матча (однако официальный член делегации! — В. К.)... Профессор Зухарь является специалистом в вопросах психологии и неврологии с большим стажем и безупречной профессиональной репутацией (д,о Багио! — В. К.). В течение нескольких лет он консультирует чемпиона мира в пределах своей компетенции. В современном спорте, включая шахматы, проблемы психологии имеют общепризнанное научное значение, и многие спортсмены и команды пользуются услугами и советами психологов как в процессе подготовки, так и во время соревнования. Между прочим, в книге г-на Корчного, изданной в 1977 году в Голландии... автор сообщает, что в 1974 году, во время финального матча претендентов, он прибегал к услугам одного ленинградского психолога Гда, это был Рудольф Загайнов; ну и что, были жалобы? — В. К.). Присутствуя на матче в Багио, доктор Зухарь внимательно наблюдает за психологическим состоянием чемпиона мира, в том числе и во время партии, и, естественно, может обращать внимание на поведение его соперника, что не запрещено правилами».