Мария Башкирцева - Дневник

Как только мы вышли, я попросила тетю вернуться и рассказать ему, кто мы такие.

Мы снова вошли в комнату, от души смеясь. Тетя протянула свою карточку. Я объяснила строгому маэстро весь этот фарс.

Но что за мину состроил аккомпаниатор! Я никогда этого не забуду! Я была отомщена.

– Если бы вы поговорили еще немного времени, я признал бы вас за русскую,- сказал Вартель.

– Еще бы! И, однако, разве я не говорила! Тетя и графиня М. объяснила ему мое желание узнать истину из его знаменитых уст.

– Я уже сказал вам, сударыня! Голос есть; нужно только, чтобы был талант.

– Он будет! Он есть у меня: вы сами увидите это. Я была так довольна, что согласилась идти пешком до Grand Hotel.

– Все равно, моя милая,- сказала графиня,- я из другой комнаты наблюдала за лицом профессора, и когда вы пели Миньону, он был просто изумлен. Ведь он сам подпевал, и это со стороны такого человека! И по отношению к маленькой итальянке, которую он судил с величайшей строгостью!..

Мы обедали вместе. Я была очень довольна и высказывалась вся, как есть, со всеми своими странностями, причудами, со всеми своими надеждами.

После обеда мы долго оставались на балконе, наслаждаясь свежестью воздуха и зрелищем проходящих по двору – взад и вперед – путешественников.

Итак, я буду учиться с Вартелем. А Рим? Надо это обдумать…

Уже поздно, я скажу это завтра.

Воскресенье, 16 июля. При одной мысли о счастье M-lle К., княгини S., во мне просыпаются все мои дурные инстинкты, т.е. зависть. Она хороша, но это красота горничной, одетой в причудливый костюм, красота женщины, предназначенной обувать и обмахивать других большим веером.

А между тем она королева, королева в момент, неоцененный для честолюбивых. Конечно, ее роль отмечена историей.

А я!!!

Вторник, 18 июля. Сегодня я видела так много необыкновенного. Мы посетили знаменитого сомнамбули-ста Alexis. Он консультирует почти исключительно по поводу здоровья.

Нас ввели в полуосвещенную комнату, и так как графиня М. сказала, что мы пришли спросить не о здоровье, то доктор вышел, оставив нас одних со спящим человеком.

То, что передо мною был мужчина, и особенно отсутствие всякого внешнего шарлатанства, возбудило во мне недоверчивость.

– Дело не касается здоровья,- сказала графиня, кладя мою руку в руку Alexis.

– А!- сказал он с полузакрытыми и стеклянными, как у мертвеца, глазами.- Ваша маленькая приятельница очень больна.

– О!- вскрикнула я испуганно и хотела просить его не говорить о моей болезни, боясь услышать что-нибудь ужасное. Но прежде чем я успела это сделать, он мне назвал мою болезнь – воспаление гортани, нечто хроническое: воспаление гортани, при очень сильных легких, что меня и спасло.

– Легкие были прекрасны,- сказал Alexis с сожалением,- теперь они попорчены; вам надо беречься.

Надо было записывать, так как я не запомнила всего сказанного о бронхах и гортани; для этого я вернусь завтра.

– Я пришла,- сказала я,- спросить вас об этой личности.

И я вручила ему запечатанный конверт с фотографией кардинала.

Но прежде чем рассказывать все эти необыкновенные вещи, надо заметить, что с внешней стороны не было ничего, могущего указывать на то, что я интересуюсь кардиналом. Я никому не говорила об этом. Да и зачем бы, казалось, молодой изящной русской девушке идти к сомнамбулисту говорить о папе, кардинале, о дьяволе?

Alexis держался за лоб и соображал; я теряла терпение.

– Я его вижу,- сказал он наконец.

– Где он?

– В большом городе, в Италии; он во дворце; окружен очень многими; это человек молодой… Нет, меня обмануло его выразительное лицо. Он седой… он в форме… ему за шестьдесят…

Я, слушавшая до сих пор с возрастающей жадностью, была неприятно поражена.

– В какой форме?- спросила я,- это странно, он не военный.

– Разумеется, нет!

– Нет, тогда какая же на нем форма?

– Странная; не нашей страны… это…

– Это?

– Это священническая одежда… Подождите.. Он занимает очень высокий пост, он управляет другими, он епископ… Нет! Он кардинал.

Графиня умирала со смеху, глядя на мое волнение.

– Кардинал?- повторила я.

– Да.

– О чем он думает?

– Он думает об очень важном дела, он очень занят им!

Медлительность Alexis и трудность, с которой он произносил слова, раздражали меня.

– Дальше, посмотрите, с кем он? Что он говорит?

– Он с двумя молодыми людьми… военными, два молодых человека, которых он видит часто, они придворные.

Я всегда видела на субботних аудиенциях двух военных, довольно молодых, которые находились в папской свите.

– Он с ними говорит,- продолжал Alexis,- говорит на иностранном языке, на итальянском!

– На итальянском?

– Э, да он очень образован, этот кардинал, он знает почти все европейские языки.

– Видите вы его в эту минуту?

– Да, да. Те, которые его окружают, тоже духовные. Один из них – очень высокий, худой, в очках, приближается и тихо говорит с ним; он видит только вблизи, он должен подносить предметы почти к самым глазам, чтобы видеть…- А, черт! Это портрет того, имя которого я постоянно забываю; он очень известен в Риме, это тот, который говорил обо мне на обеде в вилле Matei.

– Чем занят кардинал,- спросила я,- что он намерен делать, кого он видел в последнее время?

– Вчера… вчера у него было большое собрание… люди, имеющие отношение к церкви… все! Да, обсуждали важный вопрос, очень важный, вчера, в понедельник. Он очень беспокоится, так как дело идет о… О чем?

– Говорили, стараются, хотят…

– Чего? Смотрите же.

– Хотят его сделать… папой!

– Ото!!!

Тон, которым это было сказано, удивление сомнамбулиста и слова сами по себе дали мне как бы электрический толчок; я не чувствовала ничего под ногами, я сбросила шляпу, растрепала волосы, вытащив шпильки и бросив их на середину комнаты.

– Папой!- воскликнула я.

– Да, папой,- повторил Alexis,- но есть большие препятствия. У него шансов для этого меньше, чем у другого.

– Но он будет папой?

– Я не читаю в будущем.

– Но попробуйте, вы можете, ну…

– Нет, нет, я не вижу будущего! Я его не вижу.

– Но кто этот кардинал, как его имя? Не можете ли вы видеть это из окружающего, из того, что ему говорят?

– А… Постойте… А!- сказал он,- я держу его изображение… и,- прибавил он с неожиданной живостью,- вы так волнуетесь, что страшно утомляете меня, ваши нервы дают толчки моим. Будьте спокойнее.

– Да, но ведь вы говорите вещи, которые заставляют меня просто подпрыгивать. Итак, имя этого кардинала?

Он начал сжимать голову и ощупывать конверт (который был серый, двойной и очень толстый).

– Антонелли!

Я откинулась в кресле.

– Думает он обо мне?

– Мало… и дурно. Он против вас… Существует какое-то недовольство… политические мотивы…