Владимир Рецептер - Ностальгия по Японии

- "Формация" к размышлению...

Образ был подхвачен, стал естественным путем развиваться, и вскоре коллеги уже привычно предлагали друг другу сбегать на угол за свежей "информацией". Дело кончилось тем, что во всех близлежащих аргентинских аптеках резко упали спиртовые запасы, а некоторых наших артистов стали в них узнавать, как настоящих "звезд". И Женя Чудаков сказал:

- Пора уезжать, а то от избытка чужой "информации" красная труппа сильно посинела...

Разумеется, он шутил, и в шутке было сильное преувеличение, но вообразите себе, читатель, жизнь простых советских артистов далеко от Родины, под дамокловым мечом реакционной аргентинской военной хунты и бдительным приглядом завторготделом обкома Букина, в условиях умопомрачительного сочетания вызывающе дешевого спирта с почти дармовым баночным пивом.

Конечно, основной удар благородно приняла на себя партийная организация во главе с Толиком Пустохиным, грудью закрывая вражескую амбразуру.

Получив щедрую подпитку от латиноамериканской действительности, народный юмор продолжал расцветать. Не мог не тронуть, например, до боли близкий аргентинский обычай сдавать бутылки и, получая взамен жетоны, возвращать денежки через кассу; так, отель "Савой", в котором нас разместили рядом с "бутылочным" супермаркетом, довольно старый и, как сказали бы в Одессе, задрипанный, приобрел у нас название "Савой в доску".

А еще по пути в Аргентину, когда, преодолевая тяготы полета, ребята "взяли на грудь" в братской социалистической Гаване, и на пересадке в Лиме (Перу) у некоторых возникли ощущения чугуна в голове, Миша Данилов, оглядев перуанский пейзаж и его печальных фигурантов, с высоты своей вынужденной трезвости выразительно, как драматург А.Н. Островский, произнес:

- В чужом Перу похмелье...

Но вот что особенно интересно, и что артист Р. сумел глубоко оценить только постфактум: оказалось, что глава фирмы "Даефа", вывезший нас в Буэнос-Айрес, мощный сангвиник Давид, и его могучая вторая жена Неля - самые настоящие одесситы, так же, как и мой дед, эмигрировавшие в Аргентину, но, в отличие от него, не собиравшиеся возвращаться...

Мы появились в Буэносе в дни майских календ 1981 года, и как порядочные одесситы и советские, в прошлом, люди Додик и Неля сразу догадались, что с них причитается.

Тут и был устроен праздничный выезд на катамаране по протоку Параны до виллы "Богемский лес", на которую были приглашены не только наша большая семья, но и директор театра "Сан-Мартин", где мы выступали, и советский посол в Аргентине, и его советники с семьями, и сотрудники продюсерской фирмы "Даефа", включая "мозговой трест" - завотделом Леви и главу финансовой службы Соломона, тоже, разумеется, с семьями. Маевка вышла прекрасная, и ее описание достойно более высокого пера, чем то, каким располагает автор, хотя в нем все еще сильно искушение вернуться на виллу в прямом и переносном смысле. Скажем лишь то, что главным действующим лицом маевки стала знаменитая аргентинская "осада", ради которой был зарезан жертвенный бык. Дело в том, что, беря пример со знаменитого американского импрессарио Сола Юрока и пропагандируя советское искусство, фирма "Даефа" по совместительству торговала аргентинским мясом, и большой бык был для нее небольшой проблемой.

Гигантские куски мяса медленно переворачивались над жаровней, доспевая, шипели только что изготовленные могучие колбасы, столы были уставлены бутылями веселого аргентинского вина и несметным количеством дразнящих ноздри приправ. До сигнала к атаке приходилось еще подождать, и, гуляя по вилле, гастролеры стали сшибать с больших орешин молодые плоды и, очищая их от кожуры, лакомиться в предвкушении "осады".

Некоторые сказали, что мяса все-таки многовато, и надо было не стесняться, а захватить с собой пиво и спирт. Нашлись и те, которые сделали это. А когда всех пригласили к столам, стоящим на пленэре большой буквою П, один из наших прославленных едоков сказал:

- Этого нам, по-моему, не сожрать!..

На что Женя Чудаков со свойственной ему находчивостью ответил:

- Нет такой "осады", которую бы не выдержали русские артисты.

И, по-моему, он оказался прав.

И здесь автор, состоящий на треть из артиста Р., на треть из его дурацкого альтер эго и на треть - из кустарного литератора, задал себе следующий вопрос: какое отношение к путешествию в Японию имеет путешествие в Аргентину, а тем более - в Чехословакию? И тут же догадался, что для нашего человека нашего времени, каким и является автор (т.е. артист Р., его альте'р и доморощенный литерате'р), всякая загранка есть нечто экзотическое, а квинтэссенцией этого нечто является, конечно, Япония. Поэтому и Аргентина, и Чехословакия воодушевляли нашего автора содержащейся в них частицей Японии. И сегодня, оглядываясь назад, он может сказать, что Аргентина обнаруживает в себе три с половиной - четыре процента Японии, а Чехословакия ноль семь - ноль девять ее же процента.

Развивая мысль, в сопровождении водки завода "Ливиз" и в компании достойных собеседников, он пришел к окончательному выводу о том, что посюсторонний мир делится, в сущности, всего на две любимые страны, во-первых, материковую Россию и, во-вторых, островную Японию...

В драматические артисты Чудаков попал непростым путем.

Родился он в Донбассе, в потомственной шахтерской семье, прописанной в городе Артемово, и хотя мама его обладала абсолютным слухом и замечательно пела в стоящих случаях, она была просто поражена, услышав, что сын собирается поступать не куда-нибудь, а именно в культпросветучилище. А двинуть именно в это училище Женьку накрутили две заезжие девицы, строя ему глазки и обещая культурные и просветительские радости немедленно после поступления. В Артемово девицы залетели по невнятному поводу из самого Питера, так что их встречу с Женей в какой-то степени можно считать знаком судьбы.

- Куда, - чистым голосом спросила его добрая мама, - куда, с таким аттестатом? - И действительно, в аттестате Жени Чудакова сиротливо терялись две четверки, остальные отметки были сплошь неказистее. - И чему вас там выучат?

- Мы будем артистами, режиссерами, - самоуверенно отвечал Женька.

Мать еще раз с сомнением всмотрелась в его юное открытое шахтерское лицо и дала ценный совет:

- Ну, пробуй... Только ты там, сынок, постарайся, похлопочи мордой, может, тогда и примут...

Училище Женя закончил не хуже других и, получив диплом "Руководителя самодеятельности сельских клубов", поехал по распределению на Брянщину.

Увидев полноценный диплом и самого Чудакова, директор сельского Дома культуры, бывший армейский старшина, сильно обрадовался и сказал:

- Ну, земеля, давай, принимай хозяйство!