Евгений Бессонов - Танковый десант

Днем, после слабенькой артиллерийской подготовки, при поддержке трех танков Т-34, мы опять атаковали траншею противника и опять были отброшены. Танки были подбиты, и подбиты по вине экипажей, которые покинули танки заранее, а танки продолжали движение на противника без них. Такое было, я это не выдумал и больше такого позорного эпизода никогда не видел за всю войну.

Ночью мы снова по приказу Титова два раза ходили в атаку, и снова безуспешно. Мало того, во второй роте нашего батальона ночью пропал взвод в количестве 16 человек во главе с лейтенантом, командиром взвода. Взвод искали несколько дней, в основном ночью, но так и не нашли. Пропали люди, и куда они делись – неизвестно. Такое тоже случалось на войне, война, она и есть война.

Надо сказать, что 2-й и 3-й батальоны бригады тоже не смогли продвинуться вперед, их атаки, как и наши, успехов не имели и были отбиты с потерями в личном составе. Противник за эту господствующую над окружающей местностью высоту держался крепко. На следующий день он бросил на батальон авиацию. С утра до вечера, целый день, волна за волной, немецкие бомбардировщики обрушивали на нас свой бомбовый груз. Советских истребителей не было видно, поэтому для немецкой авиации было раздолье. Зенитная артиллерия пыталась отразить налет авиации, но была также подавлена бомбардировщиками. Кроме бомбежки противник открыл и артиллерийско-минометный огонь. Создалось впечатление, что немцы готовят атаку на наши позиции, но ее пока не было. Видимо, у противника была задача нанести нам урон и остановить наши попытки захватить высоты. Так и получилось. Я впервые попал под такой налет. Это был какой-то ад, даже тяжело сравнить еще с чем-либо. Лежишь в окопе и ждешь смерти, кругом рвутся бомбы, земля ходит ходуном, и ты дрожишь мелкой дрожью. Страх берет страшный, так и хочется убежать от этого ада, но ты командир и должен быть вместе с солдатами. Страх надо подавить в себе. Бесстрашных людей нет, страх присущ всем, но одни умело преодолевают его, другие дрожат всей кожей, но чувствуют ответственность, возложенную на них, и избавляются от страха – таких большинство. Третий тип людей немеет от страха или теряет, в буквальном смысле, рассудок. Люди бегут куда-нибудь, лишь бы скрыться, сея панику среди других. Особенно на некоторых людей наводит ужас авиация противника.

Наступили сумерки этого кромешного дня. Солнце заходило, и авиация противника прекратила налеты на наши позиции, артиллерийско-минометный огонь прекратился еще раньше, да он и длился не более одного часа, а может, и того меньше. В таком аду время идет медленно. Постепенно стали бойцы выползать из своих нор. Мы с Сабаевым выбрались из окопов проверить солдат во взводе. Переговорил я и с другими командирами взводов, подсчитали потери. К удивлению, после такой бомбежки потерь было меньше, чем казалось на первый взгляд по состоянию наших позиций. Ни у меня во взводе, ни в других взводах роты больших потерь не было. Больше всех досталось 2-й и 3-й ротам батальона. Вокруг наших окопов земля была изрыта воронками от бомб, некоторые окопы были завалены землей вместе с бойцами, но и они остались живы. У помкомвзвода Сабаева на бруствере лежали вещмешок и каска, которые посекло осколками, каска пробита в нескольких местах. Мы все страдали от жажды, страшно хотелось пить, и за весь день не было во рту ни капельки воды. Нас вызвал командир роты Титов, окоп которого находился в 150–200 метрах от передовой, на склоне оврага. У него мы напились воды и попросили, чтобы воды доставили на передовую солдатам. Титов крепко нас отругал за невыполнение задачи и сообщил, что на рассвете мы покидаем этот участок и нашу бригаду перебрасывают на другой участок фронта.

Мы доложили Титову о потерях от налета авиации. По-моему, убитых не было, но раненых и контуженых было 10–12 человек в роте. Перед рассветом, еще в темноте, рота тихо покинула свои позиции. Мы прошли 5–6 км и остановились на привал в овраге. Подъехала кухня, нас накормили, и мы улеглись спать. День прошел незаметно. Под вечер нас, офицеров, собрал командир батальона Козиенко и отругал, что мы, взводные, не смогли захватить траншею немцев, не могли преодолеть проволоку, хотя, как он заявил, «проволочного заграждения не было, вы придумали». Командиры рот, все как один, доложили, что заграждение было, но комбат настаивал на своем. После неудачных боев за высоту мы еще долгое время, то в одном месте, то в другом, пытались переходить в наступление, но все эти попытки не увенчались успехом, и порой мы только создавали видимость наступления, оттягивая на себя резервы противника.

В те дни августа 1943 года на Орловщине стояла невыносимая жара, и мы передвигались в основном на автомашинах ночью. На дорогах была страшная пыль, ноги утопали в ней, как в вате. К утру пыль с ног до головы покрывала нас толстым слоем. Стараясь превратить орловскую местность в пустыню, противник при отходе сжигал целые деревни, поджигал все, что горело. Оставались одни трубы от печек – страшная, мертвая картина. Оставшиеся в живых жители возвращались на это пепелище. Немцы взрывали железнодорожный путь, специальными машинами вырывали шпалы, ломая их на куски. Перед отходом немцы, как правило, начинали поджигать строения сел. По черным столбам дыма от горящих изб мы понимали, что немцы собрались отходить и скоро мы будем продвигаться вперед, без сопротивления с их стороны занимая горящую деревню. 13 сентября 1943 г. по приказу командования фронта наша бригада, весь личный состав, кроме офицеров, была передана на пополнение других частей. В нашей роте остались старшина роты, писарь, санинструктор и ординарец командира роты, да еще мой помкомвзвода Сабаев. Но еще до 15 или 18 сентября мы продолжали передвигаться на грузовых машинах вдоль фронта – ночью, порой с зажженными фарами. Как нам разъяснили – для введения противника в заблуждение. В этих числах все части 4-й танковой армии вышли из боя в резерв и сосредоточились в брянских лесах вблизи города Карачева Орловской области.

После завершения Орловской операции в нашем батальоне осталось 28–30 офицеров, из них 5 командиров рот, 10 командиров взводов и 13 офицеров штаба батальона, остальные 16 человек были убиты или ранены. Из офицеров штаба батальона убыл по ранению командир взвода связи – начальник связи батальона. Из 22 командиров взводов осталось лишь 10 человек. Из этих десяти командиров взводов встретят День Победы лишь шестеро, в том числе и я. Из командиров рот – трое. В то время все мы были молоды: взводным командирам по 20–21 году, ротным по 26–27 лет, командиру батальона было 29 лет. В основном офицерский состав батальона состоял из молодых людей, которым не было и тридцати.