Геннадий Сосонко - Мои показания

Ян Хендрик Тимман родился 14 декабря 1951 года в Делфте, где его отец был профессором математики в университете. Дом был очень открытый, и это отразилось на воспитании детей — троих сыновей и дочери: они росли без каких-либо запретов и ограничений. Яну было восемь лет, когда старший брат научил его играть в шахматы. Поначалу Ян хотел играть только в шашки, но Тон показал ему другую игру. Брат достиг силы вполне приличного кандидата в мастера, но оставил игру много лет назад, Ян же в возрасте четырнадцати лет стал чемпионом страны среди юношей, а еще через год занял третье место на юношеском чемпионате мира.

В этот период он занимается с мастером Хансом Баумейстером. Понятие тренера по шахматам в Голландии тогда не существовало, и Тимман просто приезжал к Баумейстеру каждую субботу домой, и они смотрели классику: эндшпили Рубинштейна, партии Ботвинника, анализировали. Но главным было не это: Баумейстер научил Яна, как учиться самому. Этот период продолжался полтора года. Баумейстер вспоминает, что уже тогда Тиммана отличали замечательное стратегическое чутье, редкая работоспособность и любовь к анализу.

После того как Ян окончил гимназию, встал вопрос: что дальше? Родители хотели, чтобы он продолжал учебу, и Тимман стал студентом математического факультета Амстердамского университета. Он даже прослушал первый час какой-то лекции, но на большее его не хватило... Через несколько лет, после скоропостижной смерти отца, Ян, к тому времени уже гроссмейстер, скажет, что хотел бы, не оставляя шахмат, снова начать изучать математику, но это был скорее эмоциональный порыв: шахматы стали уже его жизнью.

Молодые годы Тиммана пришлись на время хиппи, биттлов и рол-лингов, студенческих волнений в Париже и Амстердаме, сексуальной революции и тотальной раскрепощенности. Всё это не могло не коснуться и шахматистов. Но голландские шахматисты имели репутацию самых бесшабашных, длинноволосых и совершенно не обращающих внимания на свой внешний вид: дырявые джинсы, стоптанные башмаки и видавшие виды футболки были их униформой.

Впервые я увидел Яна в декабре 1972 года в маленьком голландском городке Вагенингене. Там находилась тогда редакция журнала «Schaakbulletin» - предшественника «New in Chess», редактором которого он сам сейчас является. Красивый, очень худой юноша, на лице которого еще не было каких-либо признаков растительности, но с волосами до плеч, в старых джинсах и потертой вельветовой куртке, он только что вернулся из шахматного рая тех времен — Югославии, где можно было играть в турнирах едва ли не круглый год. Несмотря на то, что он ловко делал самокрутки и лихо курил, вид у него был очень женственный: семнадцатилетнего Яна, когда он играл в Вильнюсе, кто-то, приняв за девушку, пригласил на танец.

Выбранная Тимманом карьера шахматного профессионала означала бесконечные переезды с одного турнира на другой, безденежье, но и веселую, беззаботную, полную приключений жизнь. Обычно они путешествовали втроем: он, Ханс Бём и - за рулем маленького автобусика — их роттердамский приятель, довольно слабый шахматист, но верный друг и болельщик обоих. Они и спали в этом автобусике, хотя однажды, перед рождественским турниром в Стокгольме 1971 года, их предупредили, что ожидаются большие холода и можно замерзнуть. Друзья вынуждены были остановиться в гостинице, но для того чтобы расплатиться за постой, Ян должен был взять первый приз в турнире, что и сделал, выиграв в последнем туре черными у Брауна. Он был в том возрасте, когда ветер удачи дует почти всем, но в отличие от многих он знал, когда и как следует поднять паруса. Однако и приз в лурнире, и звание чемпиона Голландии, и даже гроссмейстерский титул были для Тиммана только сопутствующими факторами, интересовали его постольку поскольку. Главным же было — стремление к совершенствованию, любовь к игре, желание сразиться с теми, чьи имена он встречал лишь в первых строках таблиц сильнейших лурниров, решимость достичь самых вершин шахмат.

Эта решимость сопутствовала ему на протяжении всей шахматной карьеры — карьеры, в которой блестящие взлеты перемежались с тяжелыми падениями. Спустя годы, будучи уже гроссмейстером экстракласса, Тимман после проигрыша полуфинального матча претендентов Юсупову напишет: «В 1985 году я достиг высот, которые раньше казались недостижимыми. Внезапный конец не означает, что это предел моих возможностей. Даже если я должен буду в деревянной бочке преодолеть ревущий водопад и внизу меня будут ждать вооруженные до зубов туземцы, я буду продолжать борьбу». И он продолжал борьбу, вновь и вновь играя в соревнованиях на первенство мира.

Перечисление успехов Тиммана за все эти годы заняло бы не одну страницу, да и не окончена еще его карьера. Девятикратный чемпион Голландии, победитель многих элитных турниров, постоянный участник матчей претендентов, Ян Тимман в середине 80-х считался сильнейшим шахматистом Запада и занимал вторую строчку в мировом рейтинг-листе.

Воспитанный на партиях Ботвинника, сам он считает идеальным стиль другого чемпиона мира — Смыслова: оригинальная стратегическая линия, ясность в игре и виртуозное ведение эндшпиля. Все эти качества во многом характерны и для него самого. Но все же главным в его партиях является динамика, он мгновенно реагирует на перемену обстановки на доске, и не случайно Карпов назвал его большим мастером контратаки, игры на перехват инициативы, которую Тимман чувствует очень тонко.

По стилю и манере игры Ян похож на своего сверстника — Рафика Ваганяна, только в чем-то был жестче, строже, профессиональнее, чем тот; достаточно сказать, что Тимман выиграл у Ваганяна первые семь партий. С другим своим одногодком - Карповым - Тимман провел за доской сотни часов, и, хотя общий счет явно не в его пользу, он выиграл у своего именитого соперника десять партий.

Все эти годы Тимман рассматривался в Голландии как преемник Эйве, и в 1979 году был учрежден специальный комитет Тиммана, который должен был помочь Яну в борьбе на первенство мира. Одним из его основателей явился Эйве: он хорошо помнил, как аналогичный комитет когда-то помог ему самому. Увы, комитет Тиммана просуществовал недолго: в 1980 году умер один из его членов — Валинг Дейкстра, а на следующий год и Макс Эйве.

Тимман - природный оптимист. Даже в последнее время, когда он нередко оказывается в нижней половине турнирной таблицы, все проигранные им партии кажутся ему нелепыми недоразумениями, а вот вьшгрыши — чем-то само собой разумеющимся. Конечно, между двумя безрассудными крайностями — убеждением, что ты всё можешь в шахматах, и убеждением, что тебе никогда ничего не удастся, — нужно твердо держаться середины, но коли уж выбирать, то мне кажется, что переоценка своих возможностей наносит меньший вред шахматисту, чем их недооценка. К тому же от супероптимизма легче излечиться: падая и набивая шишки, поневоле учишься объективности, в то время как боязнь угроз противника (как действительных, так и мнимых), страх перед именами, мысли о том, что будет в случае проигрыша, являются куда более трудным барьером на пути к высшим достижениям.