Александр Шульгин - PiHKAL

Итак, мы оказались в Париже. Нам было некуда пойти, и у нас не было ни одного знакомого, к кому можно было бы обратиться за помощью. Около Оперы мы отыскали офис American Express, но никаких сообщений на наши имена не поступало. Впрочем, мы ничего и не ожидали. Было понятно, что нам нужно было провести год в каком-то месте, но наиболее существенная проблема состояла в том, где провести ближайшую ночь, пока мы занимались поисками того места, где собирались прожить год.

Время близилось к вечеру. Я смутно помнил, что где-то вокруг Сен-Жермен де Пре были какие-то опрятные гостиницы, и в гостинице «Два континента» мы обнаружили свободную комнату на пятом этаже. На крыше «Фольксвагена» мы везли огромную жестяную банку чая и три чемодана, в которых были все необходимые нам вещи на год. Я ухитрился убедить управляющего гостиницы в том, что у моего отца очень слабое сердце (нужда — мать многих небольших выдумок) и что подъем пешком на пятый этаж и спуск вниз могли представлять для него серьезную угрозу. А перенос багажа был чреват еще большим риском. Тогда управляющий внезапно вспомнил о пустующей комнате на первом этаже, в которой, к счастью, имелось большое окно, выходившее на улицу. Так что мы перетащили свой багаж прямо через окно с тротуара и поселились в этой гостинице на время поисков квартиры.

Вскоре нам стало ясно, что подходящей квартиры в центре Парижа мы не найдем, потому что все они были очень дорогими, поэтому, в конечном счете, мы обосновались в пригороде Медон. Я сразу же отправился искать альдегид миристицина и лабораторию, где я мог бы преобразовать его в ММДА. В итоге я обнаружил, что у французов свои представления об академической науке и связанных с нею исследовательских проектов, и эти представления абсолютно чужды американцу. Во Франции, например, нельзя войти в университет и сказать: «Вот он я, и я хотел бы встретиться с вами». Все двери заперты, и никто не отвечает на телефонные звонки. Каждый должен приходить по соответствующим каналам.

Мне удалось прорваться в Институт Пастера. Там я столкнулся с одним доктором, ведущим научную работу. Он приехал во Францию из Соединенных Штатов и жил здесь уже целый год; за это время ему удалось неплохо внедриться во французскую академическую иерархию. И он дал мне следующий совет: «Уделите несколько дней на завоевание права доступа к людям, которые могли бы пожелать встретиться с вами. Начните с самого низшего возможного уровня и двигайтесь наверх». Так мы и сделали, отдав этому занятию немало терпения.

Сначала я позволил своему новому приятелю представить меня некоторым людям такого же, как он, статуса. Он сказал мне, что каждый из этих людей вскоре будет пытаться завоевать более престижное положение в научном сообществе, представляя меня в качестве равного себе.

Мой знакомый советовал мне: избавляйся ото всех, включая самонадеянного посредника, и позволяй лишь человеку несколько более высокого уровня ввести тебя в круг равных ему. За пару дней у меня случилось несколько новых знакомств, и движение наверх продолжалось без перерыва. Отсев лишних и следующая встреча с новой VIP-персоной.

Это была очаровательная социальная игра, и через пару недель она помогла мне встретиться с д-ром Ричардом Сеттом, у которого была собственная лаборатория, связанная с Сорбонной. Кроме того, у него имелся лишний уголок для такого заезжего сумасброда, как я. Он невероятно сочувствовал людям, стремившимся изучать неизведанные миры. Д-р Сетт проживал в Жиф-сюр-Иветт за пределами Парижа, но его лаборатория все же оставалась частью Сорбонны. Теперь у меня появилось место, где я мог осуществить свою навязчивую идею, то есть синтезировать и изучить ММДА.

Почти сразу я сделал поразительное открытие: оказалось, что альдегид миристицина был коммерчески доступен. Его можно было приобрести у поставщиков химических веществ в Париже. Я сделал срочный заказ на сто граммов этого вещества и был приятно удивлен, получив свой заказ в течение недели. Но тут неожиданный сюрприз преподнес мне французский язык, который стал мне понятнее, когда я обнаружил, что термины «альдегид миристицина» и «альдегид миристаля» во французском взаимозаменяемы. Мне прислали именно последний, а он не имел к ММДА никакого отношения. Я так и не смог найти ему применения.

Так что, вопреки ожиданиям, мои планы насчет ММДА не продвинулись вперед ни на йоту, и я потратил остаток года, работая в любимом проекте д-ра Сетта, посвященном органическим реакциям металлического цезия. Кроме того, мы провели относительно бурные исследования сравнительных достоинств всех местных вин и паштетов в радиусе двадцати миль от Жиф-сюр-Иветт.

В середине нашего пребывания во Франции умер отец Элен, и она вернулась в Соединенные Штаты. Тео и мой отец воспользовались льготами, которые были у моего сына как у ребенка, не достигшего двенадцатилетнего возраста: при покупке билетов ему полагалась скидка в 50 %. Так что они отправились домой кружным путем, а, точнее, вокруг света, на другом судне компании Р&О, которое носило имя «Канберра». Меня оставили в беспрецедентной ситуации: мне нужно было прервать договор на аренду квартиры при помощи моего примитивного французского. Я улизнул невредимым, возвратился в США на свою прежнюю должность компании Dole Chemical.

Я решил использовать мускатный орех в качестве сырья, и все сошлось как нельзя красиво. Я получил свой миристицин из природного масла, и его преобразование в ММДА прошло без проблем. ММДА оказался и правда очаровательным соединением. Ему не свойственны были звон колоколов и оглушительный свист, как драматичному мескалину, оно было значительно более мягким. Это было моим первым подлинным открытием (так я думал в то время), я очень осторожно познакомил с ним маленькую группу своих коллег.

Самое трогательное описание воздействия ММДА было сделано одним моим близким другом, поэтом. Он принял сто шестьдесят миллиграммов наркотика перорально в компании своих нескольких друзей, а потом прислал мне следующий отчет:

Я использую слово миниатюра в том же смысле, в каком назвал бы миниатюрой пьесу джазового пианиста Бада Пауэлла. [17] Пауэлл, Бад (1924–1966) — популярный американский джазовый пианист.

Сравнение сонаты для фортепьяно Бетховена с «Осенью в Нью-Йорке», сыгранной Пауэллом, было бы аналогичным сравнению мескалина и ММДА. ММДА воздействует как миниатюра высшей точки — в ней присутствует все, но только в меньшем количестве и длится все гораздо меньше.

ММДА просто замедляет вселенную олимпийских богов, где останавливается время, и вызывает появление органических и неорганических сияний. Самый пик длится около двух с половиной часов. Больше, чем прекращение хода времени, как это случается под мескалином или псилоцибином, ощущается своего рода отсутствие чувства времени в течение первого, болезненного, часа. Невосприимчивость здесь сильнее, чем при ощущении большинства пиков.