Игорь Акимов - Без риска остаться живыми

А вспомнят ли те, что придут после нас?.. Что им будет вспоминать — наши рассказы? Они будут их слушать… Но ведь тот мир, если самому не пережить его, так далек от мира обычного, от семенных ссор, от неурядиц на работе, от отчаянья из-за разболевшегося зуба… Поймут ли они нас?..

«Не думают, какою куплен кровью», — вдруг вспомнил он по-итальянски строку из Данте, и повторил, вслушиваясь в каждое слово: «Не думают, какою куплен кровью…» Эта жестокая мысль вдруг принесла ему облегчение. Он все повторял и повторял эту строку, и какая-то отрешенность и покой снизошли на него. «Я же знал, — думал он, — что какие-то настоящие слова всегда есть. По любому поводу. Их надо только вспомнить — и сразу станет ясно, просто и, может быть, — легко.

«Не думают, какою куплен кровью…»

Прощай, Паша Пименов. Я знал тебя мало, но мы ведь не зря сразу угадали друг друга в толпе. Я еще вспомню тебя. Твои глаза, нос и губы. И выпью за тебя… А сейчас прости — и уйди. Ведь мне пора идти к Касаеву и доложить о результатах твоего поиска. Я должен быть спокоен, точен и уверен в себе, как я уверен сейчас в добытых тобою разведданных. Ну, прощай…»

Он затянулся последний раз, вдохнул горечь горелой бумаги, выругавшись, бросил окурок, притоптал его сапогом и спустился в блиндаж.

Штаб свертывался. Связисты уже отсоединили телефонные аппараты и укладывали их в большой зеленый ящик. В другой ящик, железный, громко именовавшийся сейфом, штабные укладывали папки с бумагами. Кулемин чуть не споткнулся об него и, еще раз ругнувшись, нырнул в следующий отсек. Войдя туда, он привычным движением поднес правую руку к козырьку фуражки и тут же растерянно опустил ее — отсек был пуст. Но раздалось легкое покряхтывание, и по ту сторону стола показалась сначала спина, а потом кирпично-красное от натуги лицо Касаева — полковник переобувался. Кулемин снова козырнул, Касаев махнул на него рукой, не дав сказать и слова.

— Получены данные авиаразведки, — буркнул он, притопывая только что надетым сапогом, — да и левый сосед уже на марше…

Полковник взял карандаш и ткнул им в точку на карте, лежащей на столе;

— Будем выдвигаться сюда…

Потом, что-то припомнив, нахмурил брови:

— А эти твои… Живыми пусть не рискуют мне на глаза показываться…

Кулемин даже задохнулся, закрыл на мгновение глаза… Медленно выдохнул… «Не думают, какою…»

— Они уже ничем не рискуют, — сказал он сухо и сдержанно. И, помедлив, добавил уставное «товарищ полковник», хотя сказать ему хотелось совсем иное.

Где-то неподалеку взревел танк. Лязгало железо, гудели, надвигаясь, моторы, мелко дрожала земля. «Действовать! действовать! действовать! — вот в чем правда и спасение», — думал Кулемин, и чувство неприязни к этому человеку, что стоял перед ним, захлестнулось другим, более сильным и властным: вперед! туда, где в двенадцати километрах на юго-запад от мызы стоит ненавистный враг, которого необходимо настигнуть и раздавить к чертовой матери!..

Был первый день октября — без солнца и без теней; сухой день, слегка окрашенный желто-кирпичной листвою. Было тихо. Ведь дивизионной разведроте полагается стоять далеко в тылу. Это и понятно: если не считать поисков и особых заданий — вполне тыловое подразделение.

Уже почти неделю работы было мало, а вот сегодня случилось. Небольшое такое задание, но не без риска, и исполнителей требовало классных. Капитан Кулемин вызвал ударную группу, и смотрел, как они подходили один за другим, неторопливые, вальяжные, как рассаживались вокруг — кто на седле, а кто на свежий пенек; они грызли семечки и трепались все с той же ленцой, и насмешничали, и даже своего капитана пытались втянуть в этот пустой забавный разговор.

Это были лучшие ребята из разных взводов; их только для таких дел и собирали вместе. Их было четверо, и вместе с ними лейтенант — совсем еще молодой, но три года фронта за плечами и грудь в орденах — ведь говорят, что разведчику схватить орден — пустяк дело… Лейтенант был строен, и ладен, и молчалив. Уже вторая неделя пошла, как он прибыл в их разведроту, все уже знали, как он улыбается, но никто не слышал, чтобы он произнес фразу длиннее, чем из трех слов.

Капитан Кулемин сказал:

— Дело будет обычное… — И объяснил свой план, очень смелый и оригинальный; но уж если не проскочит… и на этот случай тоже был план, но лучше б до него не доходило.

Потом он ждал, что они скажут, но никто не сказал ни слова. Они сидели сосредоточенные и подобравшиеся; что-то преобразило их за эти несколько минут.

Падали листья. Солнца не было, не было и теней. — Да, вот еще что, сказал капитан Кулемин, улыбнувшись лейтенанту, — вы тут еще немного отдохните, обомнитесь, обзнакомьтесь с людьми. А я… Пожалуй, сегодня я свожу их сам.