Борис Грибанов - Женщины, которые любили Есенина

Ночью 28 декабря 1925 года в квартире Мейерхольда раздался телефонный звонок. Звонивший сообщил, что в Ленинграде, в номере гостиницы «Англетер», повесился поэт Сергей Есенин. Зинаида Николаевна услышала фамилию Есенин и вырвала трубку из рук мужа.

— Я еду к нему, — твердо сказала она Мейерхольду.

— Зиночка, подумай…

— Я еду.

— Я с тобой.

Из Ленинграда Зинаида Николаевна вернулась тем же поездом, в котором везли гроб с телом Есенина. Что с ней происходило на похоронах, не поддается описанию. Она рыдала, кричала. Ее горе усугубилось тем, что мать Есенина, стоя у гроба сына, бросила в лицо Зинаиде Райх:

— Ты виновата!

Невозможно догадаться и даже предположить, что хотела сказать этим Татьяна Федоровна.

Сын Есенина и Зинаиды Николаевны Константин оставил такие воспоминания о душевном состоянии матери в эти дни:

«Мать лежала в спальне, почти утратив способность реального восприятия. Мейерхольд размеренным шагом ходил между спальней и ванной, носил воду в кувшинах, мокрые полотенца. Мать раза два выбегала к нам, порывисто обнимала и говорила, что мы теперь сироты. Но в детстве смерть близких воспринимается своеобразно. Верят на слово тому, что человека больше не увидят, но как это может быть, еще не осознают. Это вне детского понимания. Так и мы с сестрой. Помню, что тоже плакали, но, наверное, из-за того, что плакала мама».

Трагический финал нависал и над семьей Мейерхольда и Зинаиды Райх.

В 1938 году прогремел первый гром — любимое детище Мейерхольда, театр его имени, был закрыт. А 20 июня 1939 года Мейерхольд был арестован по обвинению в шпионаже в пользу иностранных разведок.

Его подвергали самым изощренным пыткам и издевательствам.

Он был еще жив, когда в ночь с 14 на 15 июля 1939 года Зинаида Николаевна Райх была зверски убита в их с Мейерхольдом квартире в Брюсовском переулке. Следователи вынесли заключение, что убийство было совершено «с целью ограбления». Однако ее сын Константин с полной уверенностью писал, что «ограбления не было, было одно убийство».

Вот характерная деталь, которая многое говорит об инициаторах и организаторах убийства. Уже в октябре в квартиру Мейерхольда и Зинаиды Райх вселились сотрудники НКВД — личный шофер Берии и одна из его секретарш.

Говорят, что на творческом пути каждого художника бывают периоды, когда он, что называется, «плодоносит». Ярким примером тому служит Болдинская осень Пушкина. Для Есенина таким периодом «плодоношения» стали эти годы — 1920–1921. Он тогда много печатался в журналах и газетах, издал сборник своих стихотворений.

В марте 1920 года он выпустил в издательстве «Московская трудовая артель художников слова» книгу «Ключи Марии», философско-эстетическое эссе, очень важное для понимания литературной позиции Есенина и во многом предвосхитившее теоретические разработки имажинистов. Как отмечал Николай Асеев, «Есениным еще в 1920 году издана декларация поэтического пути, в которой он остро и выпукло характеризует себя как поэта».

В том же месяце и в том же издательстве вышел поэтический сборник Есенина «Голубень».

В Харькове, куда он с Мариенгофом поехал во второй половине марта, Есенину удалось издать поэтический сборник «Харчевня зорь», куда вошли «Кобыльи корабли» Есенина, «Встреча» Мариенгофа и поэма Хлебникова. «Стихи были напечатаны на такой бумаге, — вспоминал Л. Повицкий, — что селедки бы обиделись, если бы вздумали завертывать их в такую бумагу. Но и это считалось успехом в то нелегкое время».

В том же 1920 году Есенин продолжает активную издательскую деятельность — выпускает книгу своих стихов «Трерядница», сборник «Плавильня слов», еще ряд книг, в том числе книгу Ширяевца «Золотой грудок».

Вообще за эти два года — 1920 и 1921 — имажинисты, в основном стараниями Есенина, выпустили около тридцати книг. Главной трудностью оставалось добывание бумаги. Как вспоминал Мариенгоф, Есенин ходил из одного учреждения в другое, обещая их сотрудникам, что если они дадут бумагу имажинистам, то Ленин наградит их медалью.

Устраивая издание книг имажинистов, руководя книжной лавкой (Есенин очень гордился ею — «Это моя лавка, — говаривал он, — я открыл ее»), он увлекался практической стороной этой деятельности. Рюрик Ивнев, увидев Есенина в этом качестве в конце 1920 года, рассказывал впоследствии:

«Он был слишком занят собой, своим бизнесом, своими планами… Передо мной стоял сильный, деловой человек, уверенный в себе, внешне не изменившийся, но внутренне — совершенно другой… В те времена жизнь была тяжелой для всех… На фоне этой нищеты роскошные костюмы и рассчитанный дендизм выглядели неуместными и абсурдными. Конечно, это, вероятно, было чисто наигранным, но он любил демонстрировать свои прекрасные костюмы, необычные ботинки, купленные бог знает где…»

В те годы его переполняла жизненная энергия. Некоторые современники говорили, что эти годы — 1920 и 1921 — были самыми плодотворными в жизни Есенина. Действительно, он в эти годы много и талантливо писал, и слава его все росла.

Однако у этого процветания были и свои теневые стороны, которые дали о себе знать впоследствии. Его брак с Зинаидой Райх разрушился, и Есенин стал вести бродячий образ жизни. После смерти Есенина Петр Орешин говорил, что хулиганство Есенина произрастало из его бездомности. «Последние пять лет у него не было даже своей комнаты, и он искал убежище у своих друзей. Сказать по правде, Есенин был плохим гражданином. Среди нас он был скорее гостем, нежели гражданином, и, возможно, поэтому он не мог наладить свою личную жизнь».

В 1919 и 1920 годах Есенин жил в Москве по самым разным адресам. Мариенгоф вспоминал: «Случилось так, что весной 1919 года Есенин и я оказались без какой бы то ни было комнаты. Мы ночевали у друзей, мужчин и женщин, в непонятно за кем числящихся номерах в гостинице «Европа», в поезде нашего приятеля Малабуха, в номере Георгия Устинова в гостинице «Люкс», короче говоря, где только могли найти приют».

В марте 1920 года Есенин и Мариенгоф отправились в Харьков, который тогда был столицей Украины. Там они остановились в доме давнего приятеля Есенина Льва Повицкого. В доме жило пять или шесть юных девиц. Было бы странно, если бы приезд московских поэтов остался незамеченным.

«Есенин был тогда в расцвете своих творческих сил и душевного здоровья, — писал Повицкий. — Как и в Туле, Есенин целые вечера проводил в разговорах и спорах, читал свои стихи, шутил и развлекался от всего сердца. Девушки откровенно обожали его, они были счастливы и гордились тем, что он живет с ними под одной крышей. Есенин пленился одной из девушек, и между ними возникла длительная и нежная дружба. Строгие черты ее библейского лица производили смягчающее действие на «чувственную бурю», которой он поддавался слишком часто, и Есенин вел себя по отношению к ней как благородный рыцарь. Она, вероятно, была единственной девушкой, которая не стала женщиной в его руках».