Борис Грибанов - Женщины, которые любили Есенина

Писатель Юрий Либединский, друживший в ту пору с Есениным, писал: «В облике этой девушки, в округлости ее лица и пронзительно умном взгляде небольших, очень толстовских глаз, в медлительных манерах сказывалась кровь Льва Николаевича. В ее немногословных речах чувствовался ум, образованность, а когда она взглядывала на Сергея, нежная забота светилась в ее светлых глазах. Нетрудно догадаться, что в ее столь явной любви к Сергею присутствовало благородное намерение стать помощницей, другом и опорой писателя».

Ленинградский писатель Н. Никитин писал о Софье Андреевне столь же проникновенно и уважительно. Он называл ее «замечательным человеком» и далее продолжал: «С. А. Толстая была истинная внучка своего деда. Даже обличьем поразительно напоминала Льва Николаевича. Она была человеком широким, вдумчивым, серьезным, иногда противоречивым, умела пошутить, всегда с толстовской мягкостью и остротой разбиралась в людях». Никитин писал, что ему было понятно, что привлекло Есенина «уже довольно уставшего от своей мятежной и бесшабашной жизни к Софье Андреевне. Это были действительно уже иные дни, иной период его биографии».

Никитин отмечал, что «встреча с замечательным человеком С. А. Толстой была для Есенина не «проходным» явлением. Любовь Софьи Андреевны к Есенину была нелегкой. Вообще это последнее сближение было иным, чем его более ранние связи, включая и его роман с Айседорой Дункан.

И тем не менее Есенин какое-то время колебался, жениться ли ему на Софье Андреевне.

Либединский вспоминал: «Сергей и сам заговаривал об этом, но по своей манере придавал этому разговору шуточный характер, вслух прикидывая: каково это будет, если он женится на внучке Льва Николаевича Толстого! Но что-то очень серьезное чувствовалось за этими как будто бы шуточными речами».

Но были и серьезные разговоры, даже драматичные. Либединский рассказывал, как у одной его знакомой устроили «мальчишник» по поводу предстоящей женитьбы Есенина. Сергей то веселился, то задумывался. Потом взял гитару и запел:

Есенин вдруг ушел в другую комнату, а когда Либединский, которому хозяйка сказала, что Есенин просит его зайти, заглянул туда, то увидел, что Есенин сидит на краю кровати и плачет.

— Ну, чего ты? — спросил его Либединский.

— Не выйдет у меня ничего из женитьбы! — сказал он.

— Ну почему не выйдет? Если ты видишь, что из этого ничего не выйдет, так откажись.

— Нельзя, — возразил Есенин очень серьезно. — Ведь ты подумай, его самого внучка! Ведь это так и должно быть, что Есенину жениться на внучке Льва Толстого, это так и должно быть!

В голосе его, как писал Либединский, слышалась гордость и какой-то крестьянский разумный расчет.

Очень впечатлительную картину запечатлела Анна Берзинь, картину, которая многое проясняет в отношениях Есенина и С. А. Толстой.

Как-то в один из ненастных летних вечеров ей позвонил Есенин и пьяным голосом попросил ее приехать немедленно к Бениславской в Брюсовский переулок.

Анне Абрамовне не хотелось идти — было уже поздно, да и нетрезвый голос Есенина не располагал к визиту. Она наотрез отказалась.

Через несколько минут Сергей Александрович снова позвонил и стал просить прийти. Как всегда, будучи в таком состоянии, начал прикидываться, что его обижают.

— Я за тобой приползу, — сказал он. — Пойми, что я жених и тут моя невеста.

— Какая невеста? — спросила удивленная Берзинь, встревоженная новой его выдумкой.

— Толстая Софья Андреевна, — торжествующим голосом возвестил Есенин.

Анна Абрамовна не знала тогда, что внучку Толстого зовут как и бабушку, и, смеясь, спросила:

— А Льва Николаевича там нет?

Трубку взяла Галя Бениславская и пояснила, что действительно у них в гостях Софья Андреевна Толстая, попросила прийти.

Уже поднимаясь в лифте в квартиру Бениславской, Берзинь услышала оглушающий рев баянов. Оказалось, что Есенин пригласил из театра Мейерхольда знаменитое трио баянистов и они заполняли маленькую комнату своей музыкой.

За столом сидели Бениславская, Вася Наседкин, Борис Андреевич Пильняк, какая-то женщина, оказавшаяся Толстой, сестры Есенина Шура и Катя. Сам он пьяный, суетливый, улыбающийся, как падший ангел, восседал на диване и с торжеством смотрел на Берзинь.

Шура и Катя пели под музыку баянов, Есенин тоже пел, но время от времени умолкал, бессильно откидываясь на спинку дивана, потом опять выпрямлялся и опять пел. Лицо у него было бледное, он то и дело закусывал губы.

Анна Абрамовна повернулась к Софье Андреевне и напрямик спросила ее:

— Вы действительно собираетесь за него замуж?

Софья Андреевна сидела очень спокойная, не обращая внимания на царящий в комнате шум и гам.

— Да, у нас вопрос решен, — ответила она, глядя прямо в глаза Берзинь.

— Вы же видите, — сказала Анна Абрамовна, — он совсем невменяемый. Разве ему время жениться, его в больницу надо положить. Лечить его надо.

— Я уверена, — отозвалась Софья Андреевна, — что мне удастся удержать его от пьянства.

— Вы давно его знаете? — спросила Берзинь.

— А разве это играет какую-нибудь роль? — недоуменно ответила Толстая. — Разве надо обязательно долго знать человека, чтобы полюбить его?

— Полюбить, — протянула Анна Абрамовна. — Ладно полюбить, а вот выйти замуж — это другое дело.

Толстая слегка пожала плечами, встала и подошла к откинувшемуся на спинку дивана Есенину и нежно провела рукой по его лбу. Он, не открывая глаз, отстранил ее руку, зло посмотрел на нее и неожиданно выпалил:

— Блядь, — и добавил совсем уж нецензурную ругань.

Толстая спокойно отошла от него и села на свое место как ни в чем не бывало.

— Вот видите, — настаивала Берзинь, — разве можно за него замуж идти, когда он невесту материт?

На что Софья Андреевна спокойно ответила:

— Он очень пьян и не понимает, что делает.

— А он редко бывает трезвым, — старалась внушить ей Берзинь, что выходить за него замуж нельзя.

— Ничего, он бросит пить, — уверенно заявила Толстая, и чувствовалось, что она действительно в это верит.

Бениславская, уже знающая Есенина до тонкостей, налила ему стакан водки, чтобы он выпил и заснул, и больше не безобразничал и не ругался. Так оно и случилось — Есенин откинулся на спинку дивана и заснул мертвым сном.

Берзинь предложила всем расходиться по домам и сказала Пильняку:

— Вы проводите Софью Андреевну, ведь уже поздно.

У Пильняка за стеклами очков поблескивали хитрые и насмешливые глаза. Он наклонился к уху Анны Абрамовны и достаточно громко, чтобы слышала Толстая, сказал:

— Я пойду провожать вас, а ее пусть кто угодно провожает. Я целованных и чужих любовниц не провожаю…