Георгий Гапон - История моей жизни

— Есть там солдаты? — спросил я.

— Нет, барин, нет.

В это время из-за дворника высунулся маленький мальчик и звонким голосом сказал: «Как же, дяденька, и на дворе, и в доме солдаты».

Очевидно, здесь была ловушка для меня или для вожаков нашего союза. Я неспеша вернулся обратно, говоря: «Если нельзя ничего узнать, то нечего и оставаться», и немедля сел в сани и уехал окружным путем.

Мы поехали к другому отделению союза, находившемуся на углу Невского и Дегтярной, но и там были войска. Было около полуночи, и я решил вернуться домой. Мой хозяин был очень обеспокоен моим долгим отсутствием. В доме его я провел ночь.

На следующий день я послал к нескольким членам революционной партии, чтобы найти наиболее влиятельных рабочих, ведших процессии отделов союза. Но они не нашли ни одного. Одни были убиты, а другие скрылись из дому, боясь ареста. Весь этот день и следующую за ним ночь убийства мужчин и женщин на улицах столицы продолжались, хотя и в меньших размерах. Всю ночь в воскресенье по всем улицам и мостам стояли солдаты. По моему подсчету, в воскресенье было убито от 600 до 900 человек и не менее 5 тыс. раненых. [159]Город был как будто осажденный. Рестораны, лавки, театры были закрыты. Царя и его семейства не было в городе; никто не знал, где они.

11 января казаки и полиция заменили пехоту. Не было больше массовых убийств, были только нападения на отдельных прохожих в различных частях города и на Васильевском острове. [160]Я имею основание думать, что войска были напоены и отправлены без предварительных указаний. Эти пьяные солдаты, казаки и полиция, натравленные на народ, совершали жестокости, которые при других условиях были бы невероятны.

Хочу привести два или три примера из множества мною узнанных и которые были подтверждены следствием, произведенным петербургской адвокатурой. Каменщик Байков вышел вечером из дому на Малый проспект. Улица была пустынна и не освещена. Внезапно 4 пехотинца сбили его с ног и уже лежачего кололи штыками. Он потерял сознание, потом, придя в себя, дополз до дому. Товарищ немедля доставил его в Мариинский госпиталь, где на нем было найдено 11 колотых ран на груди и боках и оба легкие повреждены. Студент Починков, приехавший из Архангельска, сел на конку на углу Малого проспекта и 14-й линии; не успел он сесть, как кто-то крикнул, и несколько сыщиков бросились в вагон, вытащили его оттуда и били и терзали до тех пор, пока он не потерял сознания. Только в больнице, куда его привезли, он пришел в себя. Двое заступившихся за него подверглись той же участи. Одного из них, Розова, проходившего мимо и закричавшего: «Стойте, вы его убьете», полицейский ударил шашкой по голове, и только меховая шапка спасла его. Он бросился бежать и хотел перелезть через забор, не видя другого спасения. Городовой схватил его и снова стал бить, пока казак не закричал: «Будет!» Тогда его положили в сани и повезли в больницу. Другой рабочий, Степанов, видя, как приблизительно десять красных драгун и несколько хулиганов, вернее, переодетых полицейских, били студента, спросил: «За что бьют?» В ответ Степанов был сбит, и на него посыпались сабельные удары по голове, шее и спине; затем его взяли в участок и оттуда отвезли в больницу, где он пролежал две недели. Случалось, что даже и дворники страдали от этих нападений. Петр Коробов, младший дворник одного из домов по 12-й линии, стоя на дежурстве, услыхал шум на Малом проспекте и пошел посмотреть, в чем дело. Внезапно два конных солдата с шашками наголо набросились на него и ударили его несколько раз по голове. Когда он возвратился назад, он увидел, что ворота закрыты, и вернулся на Малый проспект. Здесь он увидел группу солдат и возле них кучу тел, очевидно, рабочих. Он направился к солдатам, рассчитывая на их защиту, но вместо того получил несколько ударов прикладами. Его сшибли с ног, он потерял сознание, и был брошен в ту же кучу. Когда же, наконец, улица была совершенно очищена, солдаты подняли свои жертвы, связали их телеграфной проволокой и отправили в кадетский корпус. Там их перевязали и, насколько могли, выяснили личность. Дворник сообщил офицеру свою профессию и просил, чтобы его освободили, так как думал, что его арестовали по ошибке. Однако его вместе с другими жертвами отправили в Спасскую часть, и, несмотря на то, что он подал прошение градоначальнику, его освободили через три недели, вместе с другими 84 заключенными. Перед уходом объявили, что он был арестован за участие в запрещенном сборище на улице (хотя в момент ареста он был один). Теперь же он очутился без места и без средств к существованию. Было много подобных случаев, и установлено, что многие из жертв были подвергнуты различным истязаниям.

Какими бы жестокими и бессмысленными не представлялись эти события жителям свободных стран, все они принимают еще более мрачный вид, если принять во внимание тот цинизм, с которым царь и Трепов устроили поддельную депутацию 11 января. После уничтожения нескольких тысяч жизней и нанесения неслыханных бедствий своей стране из-за желания народа послать к нему депутацию, царю вдруг пришла мысль в голову, что все-таки он может и принять депутацию. Хотелось ли ему рассеять впечатление этого ужасного дня или он просто желал пустить пыль в глаза цивилизованному миру — сказать трудно. Какая бы ни была причина, депутация была принята. Вот как она была устроена, согласно простодушному рассказу одного из рабочих, который принимал участие в этом фарсе. [161]

«Утром 11 января околоточный пришел на нашу фабрику и сказал, что им нужен рабочий как представитель от фабрики; нужно, чтобы он был религиозен, чтобы за ним никаких проступков не числилось, не особенно умный, но со здравым смыслом, не молодой и не старик. Двух таких людей нашли: меня и Ивана. Околоточный пришел к нам и велел идти в участок. Я его спросил: „Зачем? У меня жена и дети“. „Не бойся“, — ответил он и увел нас с собой. Я очень боялся и думал: „Господи, за что ты меня наказываешь?“ Однако мы могли бы и не волноваться, так как никакого вреда нам не причинили.

Нас привели в участок, раздели догола и затем приказали вновь одеться. Затем посадили в сани и повезли к Зимнему дворцу. Здесь мы нашли тридцать других человек, уже ожидающих кого-то. Мы ждали час, два часа. Становилось очень скучно. Вдруг двери открылись, и вошел очень строгий генерал. Мы все низко поклонились. Он посмотрел на нас пристально и сказал: „Ну, господа, сейчас вы будете осчастливлены беседою с царем. Только молчите, когда он будет с вами разговаривать, и продолжайте кланяться“. Мы опять поклонились генералу. После этого в царских экипажах нас повезли из Зимнего дворца на вокзал и отправили специальным поездом в Царское Село. Привезли во дворец и оставили в зале дожидаться. Опять ждали очень долго. Наконец, двери отворились и вошел царь-батюшка, окруженный генералами и с листком бумаги в руках. Мы все низко поклонились, а он, даже и не взглянув на нас, начал читать со своего листка. Был очень взволнован. И прочел он нам, что все, что было написано, — правда, затем сказал: „Возвращайтесь к вашей работе. До свидания“ — и удалился. Мы продолжали стоять в ожидании и думали про себя, ну что теперь должно случиться? Но ничего не случилось. Нас повели на кухню и угостили обедом, действительно царским обедом, с водкой. Затем посадили в экипажи и повезли на вокзал. В город мы возвратились обыкновенным поездом и домой с вокзала пошли пешком».