Вольфганг Ганс Путлиц - По пути в Германию (воспоминания бывшего дипломата)

Сам я в тот вечер не заметил появления этих лиц. На следующее утро я стоял перед отелем около мерседеса, принадлежавшего нашей делегации, который я вызвал, чтобы отвезти в город на заседание посла Надольного. [145]

Но в дверях вместо Надольного показался неизвестный мне тип в сопровождении двух чужих людей. Вся его внешность поразительно напомнила мне Функа. Я сразу сообразил, что это мог быть только вновь прибывший нацистский бонза. Не взглянув на меня, Лей шагнул к автомобилю и, садясь в него, коротко приказал шоферу:

В Международное бюро труда.

Я поспешил вмешаться:

— Извините, но это машина посла Надольного, который сию минуту выйдет, чтобы ехать на конференцию по разоружению.

Услышав ответ, я не поверил своим ушам. Мне было заявлено буквально следующее:

— Скажите послу Надольному, что он может поцеловать меня в задницу.

Шофер так оробел, что не решился возражать. Для Надольного, который, выходя на улицу, успел еще увидеть, как автомобиль заворачивает за угол, мне пришлось раздобыть такси.

На первом же заседании Бюро труда разыгрался форменный скандал. Г-ну Лею пришлась не по нраву критика, с которой выступил один из южноамериканских делегатов по поводу насильственного роспуска немецких профсоюзов, и он публично наградил представителей этих стран титулом «негроидные обезьяны».

Поскольку при нашей делегации мне приходилось играть роль своего рода «прислуги на все руки», в мои обязанности входило доставать в секретариате Лиги Наций гостевые билеты для приезжих немцев..Меня никто не уведомлял о том, что Лею угодно послушать дебаты по разоружению. Однажды после полудня он вместе с несколькими своими присными внезапно появился в коридоре и потребовал, чтобы его пропустили в зал заседаний. Я услышал, как он бранится у двери, потому что портье швейцарец не пускал его без билета.

Я поторопился туда.

— Господин доктор Лей, потерпите минутку! Я сейчас же спрошу в секретариате, не могу ли я получить для вас несколько билетов. Это продлится не дольше четверти часа.

— Пошли вы!.. — заорал он на меня. — Оставьте меня в покое с этой ерундой. Вот еще новости. Стану я, глава делегации, возиться с вашими формальностями!

Недолго думая, он решительно пустил в ход локти и очутился в зале. Ошеломленный портье только посмотрел ему вслед, беспомощно пожимая плечами, и больше не чинил препятствий. [146]

Спустя некоторое время в Женеве появился тип, куда более опасный, чем спившийся д-р Лей. Для нас он тоже был новым, незнакомым человеком. Это был группенфюрер ОС Рейнгард Гейдрих, впоследствии палач Праги, который в то время отправлял в Баварии те же функции, какие в Берлине выполнял начальник гестапо Дильс. Он прибыл в качество эксперта по так называемым организациям, схожим с военными, иными словами, с целью убедить мир в том, что эсэсовские и штурмовые отряды представляют собой столь же невинные в военном отношении союзы, как бойскауты и подобные им молодежные организации в других странах.

В противоположность Лею Гейдрих, высокий блондин с красивой наружностью, внешне производил впечатление кавалера. Но если над неотесанностью Лея можно было в какой-то мере потешаться, то фигура Гейдриха внушала всем страх и ужас. О том, что творилось в концлагере Дахау, находившемся в его подчинении, уже ползли кое-какие слухи.

Сразу по приезде он учинил скандал, обнаружив, что на нашем отеле мы не вывесили флага со свастикой. Он устроил за это самый грубый разнос послу Надольному и открыто грозил концлагерем всем и каждому. Его старались избегать, как только это было возможно.

Хотя было заранее ясно, что Гейдриху придется провести в Женеве не один день, он странным образом приехал совершенно без багажа и должен был кое-что для себя купить. Ни слова не понимая по-французски, он не мог отправиться в женевские магазины в одиночку. Как «прислуге на все руки» мне было дано почетное задание:

— Сходите с этим дикарем в город и помогите ему выбрать чистые подштанники.

Таким образом я впервые в жизни лично познакомился с профессиональным убийцей. [147]

Мы поехали в автомобиле нашей делегации. Погода стояла хорошая, времени у Гейдриха было достаточно, и он решил идти назад пешком. Покончив с покупками, мы вместе прошли примерно два километра до отеля. Озеро сияло синевой, темно-зеленые луга улыбались, на горизонте в лучах солнца сверкали серебристые глетчеры. Я обратил его внимание на эту прелесть:

— После кабинетной работы в Мюнхене эти дни будут для вас настоящим отдыхом.

Он реагировал кисло:

— В нынешние времена некогда предаваться романтическим мечтаниям. Есть вещи поважнее.

Я сообразил, что для меня и в этом случае умнее всего прикинуться невинным дурачком.

— Почему же? — спросил я. — Ведь каждый имеет право отдохнуть пару дней.

Он смерил меня почти соболезнующим взглядом:

— Да вы и понятия не имеете о том, что произойдет, если самому обо всем не позаботиться.

— В самом деле, это интересно, — полюбопытствовал я. — Про Дахау и другие концлагери кое-что рассказывают. Если опасные враги государства уже находятся там, за решеткой, то теперь ведь, собственно говоря, не может случиться большой беды.

— Ну, в вашем представлении все это выглядит очень уж просто. Вы что думаете, они так легко даются в руки? Конечно, мы уже обезвредили кое-кого из лучших экземпляров. Но кругом на свободе их все еще достаточно. Часть из них скрывается так искусно, что нам приходится быть дьявольски, начеку, чтобы они не улизнули.

Я осторожно продолжал развивать тему: — Но скажите, куда вы в конце концов денете этих людей? Ведь вы же не можете вечно держать их в лагерях, потому что тогда пропаганда насчет всяких ужасов, вероятно, никогда не прекратится. Не следовало ли и здесь устроить большой публичный процесс, как по делу о поджоге рейхстага, чтобы окончательно внести ясность во все эти вещи?

Он вновь подарил меня своим непроницаемым взглядом и остановился:

— Вы и в самом деле производите на меня впечатление невинной деревенской девушки. То, что вы говорите, мещанский предрассудок — и больше ничего. Да эти свиньи не стоят того, чтобы устраивать процесс! Чем бесшумнее они исчезнут, тем лучше. Их уберут так или иначе — застрелят при попытке к бегству или покончат с ними еще каким-нибудь способом. [147]

Так из авторитетного источника я получил подтверждение того, чему внутренне все еще не хотелось верить.

С этого момента я не мог больше причислять себя к тем немцам, которые, когда настанет время, смогут сказать в свое оправдание: «Я этого не знал».

Перед большой осенней сессией я взял свой ежегодный отпуск и отправился в Италию.