Георгий Жуков - Воспоминания и размышления (Том 2)

Все стало яснее ясного. У. Черчилль, подписывая от имени своей страны обязательства немедленно, раз и навсегда искоренить немецкий милитаризм и ликвидировать германский вермахт, тут же давал секретные приказы военному командованию о сохранении вооружения и воинских частей бывшей гитлеровской армии как базы воссоздания западногерманской армии с далеко идущими антисоветскими целями. И все это, оказывается, было известно Верховному командованию экспедиционными силами союзников и лично Д. Эйзенхауэру. Не скрою, тогда это меня сильно огорчило, и мое первоначальное мнение о Д. Эйзенхауэре несколько изменилось. Но, очевидно, по-иному тогда уже не могло быть...

Когда И. В. Сталин узнал о двурушничестве У. Черчилля, он крепко выругался и сказал:

- Черчилль всегда был антисоветчиком номер один. Он им и остался.

Это было справедливое замечание в адрес У. Черчилля.

Чем дальше шло время, тем труднее становилось советской стороне работать в Контрольном совете. Чувствовалось, что Д. Эйзенхауэр и Б. Монтгомери по многим вопросам имели особые указания, которые противоречили принятым ранее решениям.

Припоминаются острые разногласия и длительные споры с англичанами и американцами по вопросу об установлении уровня выплавки стали для нужд Германии. Из тщательных подсчетов выходило, что для удовлетворения мирных потребностей Германий требуется пять миллионов тонн стали, и мы предложили узаконить эту обоснованную цифру. Англичане и американцы не согласились и настаивали на 11 миллионах тонн. Спорили, доказывали друг другу в течение 40 дней и еле-еле договорились на 8-9 миллионов.

А вся суть-то была не в заботе о нуждах немецкого народа, а в сохранении военно-экономического потенциала западных районов Германии, которому отводилась особая роль, вытекающая из послевоенной империалистической политики США и Англии.

Во время Потсдамской конференции И. В. Сталин вновь заговорил со мной о приглашении в Советский Союз Д. Эйзенхауэра. Я предложил пригласить его в Москву на физкультурный праздник, который был назначен на 12 августа.

Предложение было принято. И. В. Сталин приказал направить в Вашингтон официальное приглашение. В приглашении было сказано, что во время пребывания в Москве Д. Эйзенхауэр будет гостем маршала Жукова. Это означало, что генерал Дуайт Эйзенхауэр приглашался в Советский Союз не как государственный политический деятель, а как выдающийся военный деятель Второй мировой войны.

Поскольку он являлся моим официальным гостем, я должен был вместе с ним прибыть в Москву и сопровождать его в поездке в Ленинград и обратно в Берлин.

С Д. Эйзенхауэром в Москву выехали его заместитель генерал Клей, генерал Дэвис, сын Д.Эйзенхауэра - лейтенант Джон Эйзенхауэр и сержант Л. Драй. Во время этой поездки мы о многом переговорили, и мне казалось, что тогда в своих суждениях Д. Эйзенхауэр был откровенен.

Американскую, английскую и французскую армии, их организацию, доктрину и военное искусство я знал только теоретически. Меня же интересовала практическая деятельность Верховного командования экспедиционных сил в Европе.

- Летом 1941 года, - рассказывал Д. Эйзенхауэр, - когда фашистская Германия напала на Советский Союз, а Япония проявляла агрессивные намерения в зоне Тихого океана, американские вооруженные силы были доведены до полутора миллиона человек.

Военное нападение Японии в декабре 1941 года в Пирл-Харборе для большинства военного ведомства и правительственных кругов было неожиданным.

В этом отношении японское правительство действовало таким же хитрым и коварным методом, как германское правительство по отношению к Советскому Союзу.

Наблюдая за развернувшейся борьбой Советского Союза с Германией, говорил Д. Эйзенхауэр, мы затруднялись тогда определить, как долго продержится Россия и сможет ли она вообще сопротивляться натиску германской армии. Деловые круги США вместе с англичанами в то время были серьезно обеспокоены проблемами сырьевых ресурсов Индии, средневосточной нефти, судьбой Персидского залива и вообще Ближним и Средним Востоком. Из сказанного Д. Эйзенхауэром было видно, что главной заботой США в 1942 году было обеспечение своих военно-экономических позиций, а не открытие второго фронта в Европе. Планами открытия второго фронта в Европе США и Англия начали теоретически заниматься с конца 1941 года, но практических решений не принимали вплоть до 1944 года.

- Мы отвергли требование Англии начать вторжение в Германию через Средиземное море по чисто военным соображениям, а не по каким-либо иным причинам, - говорил Д. Эйзенхауэр.

Из слов Д. Эйзенхауэра было видно, что их очень пугало сопротивление немцев в Ла-Манше, особенно на побережье Франции, крайне беспокоил широко разрекламированный немцами "Атлантический вал", вследствие чего у руководства Англии и США преобладала тенденция - не торопиться с вторжением до тех пор, пока Германия и ее вооруженные силы не дойдут в своей борьбе с Россией до истощения.

План нападения через Ла-Манш был окончательно согласован с англичанами в апреле 1942 года, но и после этого У. Черчилль продолжал предпринимать серьезные попытки уговорить Ф. Рузвельта произвести вторжение через Средиземное море. Открыть фронт в 1942-1943 годах, по мнению Д. Эйзенхауэра, союзники якобы не могли, так как не были готовы к этой большой комбинированной стратегической операции. Это, конечно, было далеко от истины. Они могли в 1943 году открыть второй фронт, но сознательно не торопились, ожидая, с одной стороны, более значительного поражения вооруженных сил Германии, а с другой большего истощения вооруженных сил СССР.

- Вторжение в Нормандию через Ла-Манш в июне 1944 года началось в легких условиях и проходило без особого сопротивления немецких войск на побережье, чего мы просто не ожидали, - говорил Д. Эйзенхауэр. - Немцы не имели здесь той обороны, о которой они кричали на весь мир.

- А что собой фактически представлял этот "Атлантический вал"? - спросил я.

- Никакого "вала" вообще не оказалось. Это были обычные окопы, да и те несплошные. На протяжении всего этого "вала" было не больше трех тысяч орудий разных калибров. В среднем это немногим больше одного орудия на километр. Железобетонных сооружений, оснащенных орудиями, были единицы, и они не могли служить препятствием для наших войск.

Кстати, слабость "вала" откровенно признал и бывший начальник генерального штаба немецких сухопутных войск генерал-полковник Ф. Гальдер. В своих воспоминаниях в 1949 году он писал: "Германия не имела никаких оборонительных средств против десантного флота, который был в распоряжении союзников и действовал под прикрытием авиации, полностью и безраздельно господствовавшей в воздухе"{100}.