Николай Зенькович - Тайны ушедшего века. Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат

Скоро в органах госбезопасности начались массовые увольнения, которые не миновали и разведку. Уволен был П. М. Фитин, с 1939 по 1946 год возглавлявший внешнюю разведку. После суда над Берией Хрущев не проявил никакого интереса к Фитину и даже не пытался восстановить справедливость. Последнему с большим трудом удалось устроиться директором фотокомбината Союза советских обществ дружбы с заграницей, где он проработал до конца своей жизни. Фитин так и не добился генеральской пенсии из-за неполной выслуги лет и получал немногим более двадцати семи рублей в месяц. Под сокращение попала и З. И. Рыбкина (литературный псевдоним Воскресенская), отважная разведчица, не раз выполнявшая за кордоном сложные задания. Ее уволили из центрального аппарата и предложили возглавить в органах милиции Воркуты работу с малолетними преступниками. Имея звание полковника разведки, но ограниченную выслугу лет для получения соответствующей пенсии, она отправилась, можно сказать, на три года в добровольную ссылку. Подобные примеры были далеко не единичны.

Вскоре после ареста Л. П. Берии пришли и за его семьей. Сына Серго тоже доставили в Лефортовскую тюрьму.

В один из дней, когда его повели на допрос, в кабинете следователя он увидел Георгия Максимилиановича Маленкова. Член Президиума ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР — в Лефортово… Зачем?

Говорили с глазу на глаз. Хотя Серго был уверен, что запись велась: все кабинеты тюрьмы были оборудованы соответствующим образом.

Маленков сразу сказал, что приехал сюда только из-за Серго.

Если коротко, разговор состоялся между ними такой. Маленков сказал: он и его коллеги считают, что как член партии и полезный член общества Серго просто обязан дать те показания, которые от него требуются. «Это нужно». Такие вещи, сказал он, в истории нашего государства уже бывали.

— Это позволит сохранить тебе жизнь и встретиться с семьей.

Арестант поблагодарил его за заботу, но сказал, что не может выдумать то, чего не было. Вымаливать себе жизнь ценой предательства отца и матери он не желает.

— Думаю, вы, Георгий Максимилианович, должны понять, что это было бы подлостью.

Маленков не стал продолжать разговор.

— Ты подумай… Я недельки через две-три еще заеду к тебе, и мы поговорим.

Маленков действительно приехал еще раз.

— Ну, как?

Помолчал.

— Хорошо. Может, в другом ты сможешь помочь? — как-то очень по-человечески он это произнес. — Ты что-нибудь слышал о личных архивах Иосифа Виссарионовича?

— Понятия не имею, — ответил Серго. — Никогда об этом дома не говорили.

— Ну, как же… У отца твоего тоже ведь архивы были, а?

— Тоже не знаю, никогда не слышал.

— Как не слышал?! — тут Маленков уже не сдержался. — У него должны быть архивы, должны!

Он явно очень расстроился.

Серго, по его словам, действительно ничего не слышал о личных архивах отца, но, естественно, если бы и знал что-то, это ничего бы не изменило. Все стало ему предельно ясно: им нужны архивы, в которых могли быть компрометирующие их материалы.

Серго слышал от отца, что Сталин держал в сейфе какие-то бумаги. Но его уже не было в живых, и где его личный архив, Серго не знал. Арестант ждал, что Маленков скажет дальше.

Тот поднялся.

— Ну, что ж, если ты сам себе помочь не хочешь…

Не договорив, повернулся и вышел.

Это была их последняя встреча. Больше Маленкова он никогда не видел.

А через какое-то время произошла самая настоящая детективная история, ставшая известной лишь узкому кругу лиц. Впервые я услышал ее от А. И. Аджубея.

Как-то Николай Александрович Булганин, в ту пору Председатель Совета Министров СССР, вернулся со службы домой, и его жена Елена Михайловна обрадованно сказала: «Коля, мы выиграли 100 000 рублей». Надо же такому случиться: Председатель Совета Министров выигрывает самую крупную сумму, которая разыгрывалась в займах! Николай Александрович позвонил на службу и приказал привезти ему облигации данного займа У Елены Михайловны были записаны только номера и серии облигаций, а сами они хранились в сейфе служебного кабинета. Однако, когда проверили облигации, той, которая значилась в газете счастливой, в пачке не оказалось.

Булганин тут же позвонил Хрущеву и рассказал о странной пропаже. Никита Сергеевич порекомендовал сообщить по всем сберегательным кассам, чтобы задержать предъявителя. Через несколько дней в сберкассу на улице Горького явилась женщина. Ее поздравили с выигрышем, сказали, что день-два уйдет на экспертизу, так положено, а затем ей выплатят деньги. Назначили срок, когда прийти. Когда женщина явилась, ее задержали. Она назвала фамилию, имя и отчество человека, давшего ей облигацию. Тут же было установлено, что это помощник Маленкова.

Но как она попала к нему? Скоро все прояснилось. После ареста Берии именно помощнику Маленкова поручили составить опись всех предметов, хранящихся в многочисленных сейфах. Работа заняла у него не один месяц. Чего только не было в тех сейфах: косметика, отрезы тканей, драгоценности, рулоны картин выдающихся мастеров живописи, конфискованные в свое время у арестованных, оружие. Один из сейфов был туго набит облигациями. Помощник Маленкова признался, что, когда он переписывал час за часом, день за днем тысячи облигаций, его черт попутал. Несколько пачек бериевских, то есть теперь уже как бы ничьих облигаций он сунул себе в карман. Одна из них и оказалась выигрышной. Но одновременно и дважды уворованной.

Бериевские охранники, проверявшие телефоны, сейфы и кабинеты членов Политбюро ЦК партии, конфисковывали для своего хозяина из этих сейфов все, что попадало под руку, в том числе пачки облигаций.

На Берию его соратники по Президиуму ЦК тоже собирали компромат. Выяснилось, например, что племянник жены Берии, некто Шавдия, был захвачен немцами в плен и действовал в качестве нашего агента-двойника, сотрудничая с гестапо в Париже. В 1945 году он вернулся в Москву, а затем уехал в Тбилиси. В 1951 году Сталин распорядился арестовать его за сотрудничество с нацистами и как одного из мингрельских националистов. Шавдия был приговорен к двадцати пяти годам лагерей строгого режима. Берия не освободил его из заключения, когда возглавил МВД, но родственная связь с осужденным преступником оставалась темным пятном в его биографии и таила в себе потенциальную опасность.

Странно, но такой выигрышный факт не был обнародован на июльском Пленуме ЦК, рассматривавшем дело Берии. Почему? Аналогичные обвинения могли быть предъявлены Хрущеву и Микояну? С родственниками у них тоже, как станет ясно в следующей главе, было не все гладко.

Много говорилось о том, что Берия был замаскированным английским агентом. Сегодня это обвинение вызывает разве что улыбку. Да и тогда умные люди не очень-то верили. Многолетний член Политбюро, первый заместитель главы правительства, заместитель председателя Государственного комитета обороны в годы войны, создатель советской атомной бомбы — и вдруг заурядный иностранный шпион?