Семен Резник - Николай Вавилов

Втянутый в дискуссию, Вавилов в статье «Пути советской растениеводческой науки (ответ критикам)» разбил доводы оппонентов. Тем не менее на декабрьской сессии и Шлыков и Коль повторили свои обвинения.

«Я доказал, — заявил, например, Г. Н. Шлыков, — что это (заимствование закона гомологических рядов у Дарвина. — С. Р.) было проделано с лукавой целью (!) не продолжить, а подменить, опровергнуть дарвинизм, все эволюционное учение».

Вообще на сессии «критика» раздавалась главным образом в два адреса. В адрес генетики вообще и в адрес концепций Н. И. Вавилова.

В связи с этим в заключительном слове Вавилов подробнее остановился на своих теоретических положениях. Он вовсе не стремился изобразить себя непогрешимым.

Вавилов показал, что генетика в своем развитии прошла несколько этапов и от этапа к этапу менялась концепция гена. От представлений о неизменяемости, большой устойчивости гена генетика пришла к признанию его изменчивости — главным образом благодаря трудам школы Моргана и в особенности Меллера, который в эксперименте показал, что рентгеновское излучение в несколько раз увеличивает частоту мутаций. «Никто не оспаривает в настоящее время в генетике изменчивости генов, она доказана», — говорит Вавилов. И он признает, что «изменчивость генов недостаточно учитывалась нами в нашем первом изложении закона гомологических рядов, а также в учении о „Центрах происхождения культурных растений“». Но «таково было тогда состояние генетики». И еще раз: «Исследования проф. Меллера, разрушившие представление о консерватизме генов, внесли много нового в наши представления».

Говоря о разногласиях с Лысенко, Вавилов ясно и просто формулирует их:

«Акад. Т. Д. Лысенко выдвигает новое положение о том, что ген весьма изменчив, что его можно изменить по желанию экспериментатора и в определенном направлении. Пока для этого нет точных экспериментальных данных; может быть, Т. Д. Лысенко в дальнейшем покажет экспериментально возможность таких изменений, это будет новым этапом, который мы будем приветствовать, но пока этот этап для нас, генетиков и селекционеров, не доказан, и в экспериментальном доказательстве этого положения — все трудности и все наши расхождения <���…>. Возможность адекватных изменений наследственности никем не доказана и противоречит современным представлениям генетики. Чтобы опровергнуть сложившиеся представления генетиков, нужен точный эксперимент. Его мы не знаем».

Анализ материалов сессии показывает, что подавляющее большинство ученых твердо стояло на позициях классической генетики. Но Лысенко поддержали многие практические работники, которых, очевидно, подкупала элементарная ясность и простота его концепций, а также конкретность его практических рекомендаций.

Сессия приняла решение поручить ВИРу экспериментально проверить все спорные положения, то есть фактически приняла предложение Н. И. Вавилова. Однако, докладывая в ВИРе о результатах сессии, Вавилов должен был доказывать , что никакого разгрома генетики не было.

После сессии положение осложнилось. Проведение в СССР Международного генетического конгресса было решено отложить на год. Оргкомитет конгресса постановил провести его в 1939 году и не в Москве, а в Эдинбурге (Шотландия).

Профессор Г. Меллер к этому времени покинул Советский Союз. Уехал в республиканскую Испанию, где в Интернациональной бригаде основал группу переливания крови.

О решении Оргкомитета он писал Вавилову:

«Мне известно, что оба представителя двух крупных стран, говорящих на английском языке (Холден от Англии и Дэн от Америки), голосовали в комитете в пользу безусловного созыва конгресса в СССР, так что окончательное решение было принято вопреки голосованию представителей этих двух стран, в которых наряду с СССР генетическая наука представлена наиболее полно. Возможно, что я льщу себе, но полагаю, что мои усилия не остались без влияния на точку зрения представителей этих стран.

<���…> И хотя они не могут изменить принятое решение, однако считают более желательным, чтобы Конгресс был созван здесь (т. е. в Эдинбурге. — С. Р.), а не в какой-либо фашистской стране, и, заручившись гарантией, по крайней мере в этом отношении, стремятся сейчас сделать все от них зависящее, чтобы провести Конгресс под знаком наибольшего благоприятствования к СССР.

Английские ученые стремятся объединиться с представителями советской науки и способствовать своим авторитетом и авторитетом Конгресса укреплению дружеских отношений в дни столь напряженного положения в мире»*.

«Благоприятствование к СССР» выразилось в том, что президентом Конгресса был избран представитель Советской страны Николай Иванович Вавилов. Это избрание говорило, конечно, и о том, как высок личный авторитет Вавилова среди генетиков мира.

Извещая Вавилова об этом избрании, профессор Крю писал:

«Дорогой проф. Вавилов!

Как генеральному секретарю 7-го Международного генетич. Конгресса, который должен состояться в Эдинбурге летом 1939 года (вероятно, между 13–20 сентября), мне выпала большая честь известить Вас, что Орган, комитет Конгресса единогласно и при всеобщем одобрении выбрал Вас Президентом Конгресса.

Это доставило мне большое удовольствие, так как Вы понимаете, что я как генер. секретарь должен сделать Конгресс максимально успешным, а ничто не является столь важным для этого, как выбор Президента. Более удачного выбора на этот пост сделано быть не могло. Я считаю, что успех Конгресса обеспечен заранее. Во-первых, Ваша президентская речь будет, конечно, сообщением большого интереса и важности. Во-вторых, работа в области генетики, проводимая в СССР в течение последних 20 лет, оставила настолько глубокий след в науке, что совершенно естественно высший пост на Конгрессе предоставить представителю Вашей страны. Меня радует также мысль, что Вы приедеге в Эдинбург, т. к. Королевское общество Эдинбурга около года назад удостоило себя и Вас чести, избрав Вас в число его почетных членов»*.

Но силы, стремившиеся к дискредитации Н. И. Вавилова, действовали.

Открывая Конгресс уже в качестве президента, профессор Крю печально сказал:

«Вы пригласили меня играть роль, которую так украсил бы Вавилов. Вы надеваете его мантию на мои не желающие этого плечи. И если я буду выглядеть неуклюже, то вы не должны забывать: эта мантия сшита для более крупного человека».

Лысенко и его сторонники не стали, конечно, ждать, пока в ВИРе будут проверены экспериментально их положения.

Еще резче стали статьи в «Яровизации» и других органах печати. Все сильнее становился нажим на генетиков. В их лагере появлялось все больше перебежчиков.