Семен Резник - Мечников

Остальных двух лепаритов, прежде чем их постигла такая же участь, Мечников продемонстрировал в Обществе врачей и не забыл подчеркнуть, что «если пропадет присланный материал от Пастера», то «трудно и неловко будет просить вторично такой материал».

1 июня 1886 года Гамалея вернулся в Одессу. 10-го в тетради регистрации появилась запись номер 1: «Бардах Яков, 28 лет, изъявил желание быть привитым».

Яков Юльевич Бардах первым в России подверг себя прививкам против бешенства с чисто научной целью (Гамалея дважды подвергался им еще в Париже).

А 13-го начался прием пострадавших…

В Одессу, в дом Гамалеи на Канатной улице, 14 потянулись больные. Еще недавно они были обречены, а теперь у них появилась надежда. По большей части это были люди бедные, не смевшие и думать о том, чтобы добраться до Парижа. И в Одессу-то многим из них удавалось приехать только потому, что давний знакомый Мечникова, учившийся в Новороссийском университете, Сергей Юльевич Витте, будущий министр финансов и глава правительства Российской империи, а в то время управляющий Юго-Западных железных дорог, распорядился выдавать в необходимых случаях пострадавшим бесплатные билеты.

На бактериологическую станцию приходили люди издерганные, перевозбужденные, с полными ужаса глазами. Даже один офицер, человек образованный и неробкий, признавался, что перед первой прививкой его сильно манило открытое окно, как Подколесина в гоголевской «Женитьбе».

— Если бы только стыд не удержал, я бы дал тягу со станции, — признался он корреспонденту «Одесского листка».

Но день ото дня больные успокаивались и оканчивали лечение в уверенности, что спасены.

Такова была психологическая реакция пациентов.

Зато реакция обывателей, которых никогда не кусали бешеные собаки, была иной. Их ужас держался стойко, и стыд их не останавливал. По городу ползли панические слухи. Если появлялся наниматель квартиры и узнавал, что это дом Гамалеи, то прежде всего спрашивал:

— Это какого же? Не того, что у Пастера?

— Да, того самого.

— Так это здесь бешенство прививают! Господи, спаси и помилуй! — и спешно удалялся.

Служивший при лаборатории сторож поспешил взять расчет.

Врачебный инспектор получил анонимный донос: в доме Гамалеи прививают животным чахотку, дифтерит, скарлатину и выпускают их на свободу. И даже в цистерну, откуда жители берут питьевую воду, опускают банки с зараженной кровью…

Надо было спешить с подыскиванием постоянного пристанища для станции…

Мечников целыми днями разъезжал по городу, и вскоре ему удалось найти за недорогую плату двухэтажный особняк на Гулевой улице — типичный для Одессы дом с внутренним двориком, вход в который преграждают чугунные ворота с литой решеткой.

В доме было 19 комнат. Шесть из них Илья Ильич взял себе, остальные тринадцать отвел под станцию. Городская управа его выбор одобрила, в дом стали проводить воду и газ; вопрос о станции был наконец решен.

Управа утвердила штат из семи человек. Заведующему положили годовое жалованье в три тысячи рублей, полторы тысячи — помощнику заведующего и по шестьсот и четыреста двум фельдшерам и трем служителям.

Сразу же вышла неловкость, ибо у Мечникова было два помощника, а не один. Выход из положения он увидел в том, что предложил состоятельному Гамалее сверхштатный (неоплачиваемый) пост товарища заведующего, а помощником назначил неимущего Бардаха. Илья Ильич имел на это моральное право, потому что от своих трех тысяч отказался наотрез, а когда управа не захотела принять такую жертву, то он приобщил эту сумму к тысяче, отпускавшейся на текущие расходы.

Мечников и Гамалея предоставили в распоряжение станции свои собственные микроскопы, термостаты, автоклавы, тем не менее на покрытие расходов денег не хватило; в конце года Мечников вынужден был обратиться к городским властям с просьбой о дополнительной субсидии, которая и была великодушно дана, но… в счет бюджета следующего, 1887 года.

Итак, он добился того, чего так страстно желал. Он остался если не совершенно, то хотя бы отчасти «независимым» исследователем: ни копейки не брал за свои труды. И, имея двух ревностных помощников, мог доверить им практическую работу и сосредоточиться на защите и развитии своей теории. Он все предусмотрел и не сомневался, что так и пойдет. Он не учел (так никогда и не научился учитывать), что жизнь полна неожиданностей, случайностей, которые невозможно предусмотреть.

В августе 1886 года, когда Илья Ильич по обыкновению хозяйствовал в Поповке, его пригласили в Одессу на санитарный съезд. Он, разумеется, приехал и тут же вступил в схватку с главным докладчиком — доктором М. С. Уваровым.

Уваров доказывал, что бактериология не имеет сколько-нибудь важного значения в санитарном деле. «Гигиена — наука общественная, а потому и средства ее должны быть социологическими». Докладчик утверждал, что основная задача санитаров — изучать распространение заболеваний, а основной метод — статистика; общественные явления нельзя рассматривать в микроскоп.

«— Не мне говорить против статистики, — парировал Мечников, — но статистика дает весьма отдаленные результаты, а жизнь требует сейчас, сию минуту, помощи, и с этой точки зрения бактериология, конечно, может дать более непосредственный, практический результат… Я меньше всего склонен рекомендовать земству принятие неустановившихся научных приемов и выводов, которые или недостаточно еще проверены, или бесполезны. Но почему же не воспользоваться тем, что уже есть, теми результатами, которые уже утверждены и несомненны?»

Такого выступления ждали, и «гг. Грязнов, Уваров, Поппер и Генрихсон, — как писал „Одесский листок“, — поспешили возражать, доказывая важность и необходимость статистики, как будто оратор что-нибудь высказывал против».

Выпады против бактериологии представляются нам сегодня порождением косности, закоренелого консерватизма. В то время еще изредка наведывалась в Европу чума; частой гостьей была холера; туберкулез, словно всесильный дракон, постоянно требовал жертв (ведь каждый седьмой человек умирал от чахотки!). Как же не возмущаться нам, что какой-то Уваров ставил палки в колеса великому Мечникову?

Но не будем забывать, что события тех лет мы рассматриваем (и не можем рассматривать иначе!) сквозь призму успехов, достигнутых в последующие годы и десятилетия. Постараемся быть справедливыми. В каждую эпоху появляется множество лжеучений и лжепророков, и особенно много их в медицине; и никто еще не нашел рецепта, как безошибочно зерна отделять от плевел. Во главе санитарного дела Херсонской губернии Михаил Семенович Уваров был поставлен по прямой рекомендации Ф. Ф. Эрисмана — крупнейшего в России гигиениста; и повел работу таким образом, что, несмотря на нехватку врачей, мизерность денежных средств и невежество большей части населения, организация санитарного дела в губернии была одной из лучших в Российской империи. В докладе Уварова отразилось общее недоверие врачей к новой науке, имевшей, по их мнению, очень скромные и притом сомнительные успехи и чрезмерные претензии.