Иван Лаптев - Власть без славы

Похоже, что и в людях происходили глубинные перемены. Думаю, не отдельные прозорливцы, а все мы начинали осознавать, что ненадежное, слабое, но живое, чувствующее боль и сострадание сердце в груди все же лучше «пламенного мотора». [11] Имеется ввиду популярная в 30-е годы песня, звучавшая в разных вариантах. Я запомнил такой: «Нам Сталин дал стальные руки-крылья, а вместо сердца — пламенный мотор…» Что пусть не самая оригинальная, но собственная, незаемная мысль стократ ценнее всей суммы затверженных цитат. Что носители высоких истин могут быть вовсе не связаны с высшими должностями. Что «идеальное государство» Платона, в котором «философы будут царствовать, а цари — философствовать» для нашего времени — невыносимый обман, лицензия «царям» на право искоренения любого не одобренного ими, неугодного им миросозерцания. Но все-таки и «моторы» продолжали еще рычать в нашей груди, а привитое нам чевенгурское мировоззрение все еще гнало нас рыть и рыть единый для всех котлован.

Справедливости ради, необходимо оговориться, что во всех случаях стихийных и рукотворных бед, упомянутых выше, М. С. Горбачев вел себя мужественно и умело. Я могу утверждать это уверенно, поскольку наблюдал непосредственно, участвуя в каждом совещании, которые проводились либо на Старой площади, либо в Кремле в связи с такими происшествиями специально для того, чтобы проинформировать главных редакторов основных газет, теле- и радиопрограмм о принятых мерах, о сроках их реализации, об ответственных за исполнение.

Но было в те дни одно яркое деяние чевенгурцев, рукотворное бедствие, в котором Михаил Сергеевич не разобрался, свершению которого сам способствовал. Это — знаменитая кампания борьбы за трезвый образ жизни, комедия и трагедия одновременно. Сегодня ее нельзя расценить иначе, как один из тяжелейших ударов по слабеющей, перенапряженной, сверх всякой меры милитаризированной экономике страны. Этот удар принес не только тысячи смертей людям, не имеющим сил противиться извечной нашей привычке «дерябнуть». Он окончательно разгромил прилавки советской торговли, показав, что за рядами водочных бутылок на этих прилавках ничего нет. Он, по сути дела, разрушил и без того еле-еле поддерживаемое денежное обращение, чуть ли не ополовинил бюджет страны, вынудив ее активизировать политику внешних займов, распродажу золотовалютных резервов. Ошибки в политике не только хуже преступления. Они часто оборачиваются некой бомбой замедленного действия, которая может сработать и через год, и через век.

Самым главным результатом этой разудалой кампании стало, я считаю, возникновение мощной и теперь уже, наверное, на десятилетия неискоренимой системы теневого производства спиртосодержащих напитков. Проще говоря, вечно живое на Руси самогоноварение получило космическое ускорение. Синие пахучие дымки взвились над тысячами поселков и деревень, ушлые горожане продумали новые уникальные технологии и аппараты, перед которыми Остап Бендер позеленел бы от зависти со своей «табуретовкой», — и отдающие сивухой реки потекли по бескрайним нашим просторам. А те несчастные обалдуи, которые не могли отовариться поллитровкой у «бабушки Маши (Нюры, Дарьи, Ульяны)», научились нюхать всякую гадость, глушить себя таблетками, формируясь в передовой отряд наркомании и СПИДа.

Для государства это означало, прежде всего, то, что десятки миллиардов тогда еще весомых рублей превращаются, как теперь говорят, в «черный нал», нигде не учитываемый, никакими налогами не регулируемый, затаившийся, чтобы через несколько лет обернуться финансовой силой теневой экономики, подкормкой коррупции, мощным рычагом дестабилизации торговли и всего народного хозяйства.

Как, почему Горбачев согласился на эту безумную кампанию — ответить может только он сам. Нет, начиналось все, как обычно, с благих пожеланий, с намерений в очередной раз осчастливить народ. Видимо, партработник в те поры сидел в Горбачеве настолько прочнее, чем хозяйственник, что политическая демагогия, которой сопровождалась идея «оздоровления и отрезвления» трудящихся, увлекла его, показалась ему убедительнее экономических расчетов. Да ведь и расчетов-то никаких не было, одна «политическая воля»! Помнится, только три человека из окружения генсека ЦК КПСС пытались что-то объяснить на языке цифр: прежде всего, Н. И. Рыжков, В. И. Болдин, тогда еще помощник Горбачева, и поддерживающий их А. Н. Яковлев. Остальные либо молчали, либо соглашались с Е. К. Лигачевым, который буквально пылал этой затеей. Да и то сказать: возражать тогда Егору Кузьмичу мало кто рисковал — он был не просто на коне — на белом коне. Приведу малоизвестный факт: отказавшийся визировать проект постановления ЦК КПСС министр финансов Гарбузов, чуть ли не со сталинских времен занимавший свой пост, немедленно отправился в отставку, первый заместитель председателя Госплана СССР, вздумавший спорить по поводу того же постановления, чуть не расстался с партбилетом.

Надо же было так случиться, на роду, что ли, написано, но я оказался у самых истоков антиалкогольной кампании. Один из самых тонких и талантливых известинцев Руслан Армеев принес мне материалы новосибирского клуба «Трезвость», подготовленные группой ученых — членов этого клуба, возникшего в научном городке. Материалы отражали страшную картину, а изменения в наследственности под влиянием массового алкоголизма выглядели поистине убийственно. Были рассчитаны проценты рождения дебилов, детей с замедленным развитием, просто уродов, показаны уровень гибели мужчин в самом дееспособном — от 35 до 45 лет — возрасте, нарастание алкоголизма среди женщин и т. д. Называя вещи своими именами, следует признать, что в этих материалах был показан процесс вырождения и деградации нации.

На основе новосибирских материалов Армеев написал большую статью, озаглавив ее парафразом гамлетовского вопроса: «Быть или пить?» Из статьи явствовало, что если пить так, как пьют соотечественники, то уже никак не быть. Я прочел гранку, вычеркнул часть цифр, не имеющих, на мой взгляд, достаточного обоснования, попросил Руслана сделать к статье развернутое примечание авторов исследования и поставил ее в номер. Я бы и сегодня напечатал эту статью, ибо проблема никуда не исчезла, опасность не уменьшилась. Наоборот, опасность возросла, усугубилась теми политическими и экономическими катаклизмами, которые в 1991 году взорвали страну и еще больше ослабили и так-то некрепкую нашу способность внутренней самозащиты, самоконтроля при общении с «зеленым змием».

Публикуя статью, я рассчитывал, прежде всего, на общественный резонанс, как на это рассчитывает каждый редактор или издатель. Думал о возможности повлиять на настроения людей, вызвать обсуждение проблемы в семьях, причем обсуждение массовое — «Известия» тогда имели около семи миллионов подписчиков, а значит, газета приходила примерно к стольким же семьям, ведомственная подписка у нас никогда не превышала полутора миллионов экземпляров. Безусловно, это должно было вызвать мощную обратную реакцию (и она была — в виде доброго миллиона писем от читателей), по которой следовало спланировать дальнейшие шаги. Даже при первом прикосновении к задаче противодействия алкоголизму, беспробудному пьянству становилось ясно, что задача эта особая, сверхсложная и масштабная, что, пока в ее решение не включатся семья, сам любитель выпивки, пока общество не начнет воспринимать злоупотребление алкоголем как болезнь, а не забаву, не потеху вечно неспокойной русской души, ничего не получится. Опыт других стран убеждал: где-где, а уж здесь-то требовалось самое осторожное, глубоко продуманное вмешательство по принципу «семь раз отмерь прежде, чем один раз отрезать».