Джон Рональд Руэл Толкиен - Письма

Я прочел книги [Э. Р.] Эддисона спустя много времени после их выхода в свет; и однажды с ним встречался. Я слышал его у мистера Льюиса в Модлин-Колледж: он читал вслух отрывки из своих произведений — из «Владычицы владычиц», насколько я помню [1]. И делал это превосходно. Я читал его книги, от души наслаждаясь их чисто литературными достоинствами. Мое мнение о них почти совпадает с тем, что высказал мистер Льюис на стр. 104 «Эссе, посвященных памяти Чарльза Уильямса» [2]. Вот только персонажи его мне не нравились (за неизменным исключением лорда Гроу); и я презирал то, чем он, похоже, восхищался, — презирал куда сильнее, нежели мистер Льюис, во всяком случае, счел возможным сказать от себя. Эддисон считал то, чем восхищаюсь я, «мягкотелостью» (его собственное словечко: для него это был приговор без тени снисхождения, насколько я понимаю); а мне казалось, что, отравленный недоброй и, по правде говоря, вздорной «философией», он постепенно все более и более восхищался надменностью и жестокостью. К слову сказать, его систему имен я находил неряшливой и зачастую бестолковой. Однако, невзирая на это все, я по-прежнему считаю его величайшим и самым убедительным автором «придуманных миров» из всех, кого читал. Но никакого «влияния» он на меня не оказал.

Общий замысел «Властелина Колец» со всей определенностью сложился у меня уже на самом раннем этапе: то есть считая с первого варианта главы 2 Книги I, написанной в 1930-х гг. Время от времени я составлял черновые наброски или краткие планы дальнейшего развития событий, на ближайшие несколько эпизодов или с дальним прицелом; но они пригождались редко: история развивалась словно бы сама по себе. Согласования удалось добиться — постольку-поскольку — путем постоянного переписывания от конца к началу. У меня был календарь со множеством колонок, где проставлялись даты и вкратце обозначалось, где в каждый из указанных дней находятся все главные действующие лица или группы и что они делают.

Последний том, разумеется, оказался самым трудным, поскольку к тому времени я накопил изрядное количество сюжетных долгов и создал несколько непростых проблем с подачей материала при собирании вместе разрозненных нитей. Однако проблема состояла не столько в «что случилось?», в чем я сомневался лишь изредка, — хотя меня хвалят за «богатую фантазию», отчетливых воспоминаний о том, чтобы я садился за стол и целенаправленно выдумывал какой бы то ни было эпизод, у меня не сохранилось, — сколько в том, чтобы упорядочить рассказ о происходящем. Решение не идеально. Неудивительно.

Очевидно, главная проблема такого рода состояла в том, как неожиданно привести Арагорна к снятию Осады и при этом сообщить читателям, что он поделывал до того. Если подробно рассказать об этом в должном месте (т. III, гл. 2), глава 6 просто погибла бы, хотя для самого эпизода оно вышло бы лучше. А если рассказать полностью или частично в ретроспекции, эти сведения устарели бы и затормозили бы действие (как это происходит в главе 9).

Решение, увы, несовершенное, свелось к тому, чтобы вырезать весь эпизод (который в полном варианте принадлежал бы скорее к «Саге об Арагорне, сыне Араторна», нежели к моей истории) и вкратце пересказать его финал во время неизбежной паузы после Пеленнорской битвы.

На самом деле особенно надолго я застрял — в силу внешних обстоятельств, равно как и внутренних, — на моменте, сейчас представленном заключительными словами Книги ш (до нее я дошел около 1942 или 1943 г.). После того глава 1 Книги v очень долго пребывала лишь на стадии первых абзацев (до прибытия в Гондор); главы 2 не существовало вовсе; а глава 3, «Рохан собирает войска», продвинулась лишь до прибытия в Харроудейл. Глава 1 Книги iv продвинулась не дальше первых слов Сэма (т. II стр. 209). Были написаны (но в конце концов отвергнуты) некоторые эпизоды из приключений Фродо с Сэмом на границах Мордора и в самом Мордоре.

1. На самом деле Эддисон читал отрывки из «Врат Мезенция»; см. письмо №73.

2. «Его вымышленные миры можно любить или не любить (лично мне нравится мир романа «Червь Уроборос», а вот мир «Владычицы владычиц» терпеть не могу), однако тема произведения и словесное ее выражение в противоречие не вступают».

Я обратил внимание на ваши замечания о Сауроне. Он, будучи повержен, неизменно развоплощался. Теория, если возможно использовать термин столь громкий применительно к данной истории, сводится к тому, что он был духом, правда, из меньших, но все же «ангельской» природы. Согласно соответствующим мифологическим представлениям, это означало, что, даже будучи, разумеется, сотворенным, он принадлежал к роду разумных существ, созданных раньше материального мира, которым было дозволено в меру своих сил содействовать в его созидании. Те, что оказались наиболее вовлечены в это произведение Искусства, каковым мир был сперва, настолько им пленились, что, когда Создатель сделал его реальным (то есть наделил его вторичной реальностью, второстепенной по отношению к его собственной, каковую мы называем первичной реальностью, и, следовательно, в данной иерархии на одном уровне с ними), они пожелали вступить в него с самого начала его «осуществления».

Им это было разрешено, и величайшие среди них стали аналогами «богов» традиционных мифологий; но с условием, что они останутся «внутри», пока не завершится Повествование. Таким образом, они пребывали в мире, но не принадлежали к числу тех, чья природная суть — иметь материальное воплощение. При желании они «самовоплощались»; но их воплощенные формы скорее уподоблялись нашим одеждам, нежели нашим телам, разве что больше, нежели одежда, выражали собою их желания, настроения, волю и функции. Знание Повествования на момент его сочинения, еще до осуществления, дало им некоторую меру предвидения; объем его заметно разнился, от почти полного знания помыслов Творца в этом деле, каковым обладал Манвэ, «Старший Король», до знания меньших духов, которые, возможно, интересовались лишь второстепенными явлениями (как, например, деревья или птицы). Некоторые примкнули к таким главным художникам и узнавали о мире главным образом косвенно, через постижение сознания своих владык. Саурон состоял при величайшем из них, Мелькоре, который в конце концов стал неизбежным самовлюбленным Бунтовщиком мифологий, которые начинаются с трансцендентального единого Создателя. Олорин (т. II стр. 279) состоял при Манвэ [1].

Создатель не держался в стороне. Он ввел в первоначальный замысел новые темы, осуществления которых многие духи могли и не предвидеть; случались также и непредвиденные события (происшествия, предсказать которые не помогло бы даже полное знание прошлого).