Джон Рональд Руэл Толкиен - Письма

до tooth дорожка долгая, но изменения формы смысла почти не затронули (да и tine [зубец, острие ( англ. ) — С. Л.], эквивалент dent- , недалеко от него ушел) /*Однако исходного значения слова «tooth» [зуб. — С. Л.] мы не знаем. Означало ли оно «острый выступ, острие» или (как предполагают некоторые) агентивное причастие от ED «eat» [есть, кушать. — С.Л.], т. е. название функциональное, а не образное? — Прим. авт. */.

«Исходных» значений слов мы не знаем, а уж значений основ и подавно (т. е. той составляющей, что у слова общая, или кажется, что общая, с другими родственными словами; то, что некогда называлось их «корнем»): всегда наличествует некое утраченное прошлое. Так что мы не знаем исходного значения слов θέος, или deus , или god /*Бог ( греч. , лат. , англ. )*/. Мы, конечно, можем строить предположения насчет образования этих трех совершенно разных слов, а затем попытаться вывести общее значение из смыслов их производных — но я не думаю, что таким способом мы непременно хоть сколько-то приблизимся к представлению о «боге» в какой бы то ни было отдельно взятый момент развития какого-либо языка, использующего одно из этих слов. Любопытно, что английское dizzy (olim /*Когда-то, встарь, прежде ( лат. )*/ dysig ) и giddy ( olim gydig ), по всей видимости, связаны с беос; и god соответственно. В английском языке эти слова некогда означали «неразумный», а сейчас означают «страдающий головокружением», но от этого пользы мало (вот разве что поневоле задумаешься о том, сколь много времени прошло, прежде чем θέος; или god обрели свои формы или смыслы, так что не исключено, что в незапамятные времена происходили изменения столь же удивительные). Мы, конечно же, можем догадываться, что ощущаем некий отдаленный эффект древних представлений о «вдохновении» (для XVIII в[ека] слово «энтузиаст» означало примерно то же, что англосакс назвал бы dysiga !). Но много ли с того толку для теологии? Перед нами - бесчисленные крохотные параллели к тайне воплощения . Разве сама идея бога в конечном счете не независима от тех способов, посредством которых создавалось обозначающее его слово? /*Поскольку одно, отдельно взятое слово на языке людей (в отличие от энтского!) — знак стенографический и условный. Тот факт, что оно — слепок с одной грани, даже если это доказать, отнюдь не доказывает, что прочие грани не присутствуют в равной степени в сознании тех, кто использует этот условный знак. λóγοςв конечном счете не зависит от verbum [слова ( лат. ). — С.Л.]. — Прим. авт. */ — будь то через √dh (e)wes (что, кажется , в основе своей означало волнение и возбуждение); или √d (e)jew (что, кажется , в основе своей означало яркость (особ. неба)); или, возможно, (это уже чистой воды догадка) √ghew (крик, зов) — god изначально среднего рода и предположительно «обозначает» «то, к чему взывают»; древнее причастие прошедшего времени. Возможно, табуированное слово. Древнее deiwos (от которого происходят divus, deus ) сохранилось только в слове Tuesday [вторник ( англ. ).— С. Л.] /*Но мы не знаем, как именно Tiw (=dívus) стал «именем», в римской интерпретации соответствующим Марсу. Возможно, очередной случай субституции термина с общим значением (божество) «истинным именем». Форма мн. ч. tívar в древнеисландской поэзии по-прежнему означает «боги». — Прим. авт. */.

Берясь за такое слово, как holy [священный ( англ. ). — С.Л.], филолог старой закалки (такой, как я), сперва обратится к истории формы. В соответствии с подробно разработанными правилами (на мой взгляд, безусловно, имеющими силу в определенных пределах /*То есть: они относятся к стандартным изменениям в нормальной ситуации (как, скажем, простейшие утверждения о действии мороза), но ситуация может подвергаться стороннему воздействию — узоры на отдельно взятом окне практически непредсказуемы, хотя считается, что, если знать все обстоятельства, было бы иначе. — Прим. авт. */), он ответит, с чем именно это слово, возможно , связано по форме. Но он не в силах совсем избежать зыбучих песков семантики . Прежде чем предположить наличие неких отношений (то есть реальную историческую связь изменений)-между holy и прочими словами того же языка (или другого, что считается родственным английскому), ему сперва потребуется как фонологически возможное родство, так и «возможное родство» по смыслу. И при этом филолог будет не без опаски учитывать два факта, встречающихся в лингвистической практике: (1) неизбежное наличие «омофонов», или двух (или более) фонетически неразличимых элементов, обладающих различными смыслами и потому являющихся «разными словами» /*Под этим филолог подразумевает, что через утраченные семантические изменения они никак не связаны; но как можно быть в этом уверенным? — Прим. авт. */; как, скажем, и[ндо]-е[вропейские] основы men («торчать, высовываться») и men («думать»); и (2) семантические изменения порою происходят весьма бурно и, проявившись в темном прошлом, вполне могли не оставить по себе никаких следов. Например, эквивалентность форм √sequ в греческом гяоцш и латинском sequor (и других языках) в значении «следовать» в точности совпадает с германской глагольной основой sek w ; но означает она «видеть». Что более весомо: форма или смысл? На основе имеющихся данных нельзя прийти к окончательному выводу; хотя, по-любительски играя с «семантикой», филолог может представить переход смыслов куда менее невозможным, нежели кажется на первый взгляд, сославшись на употребление глагола «следовать»=«следовать за мыслью, понимать» и на тот факт, что и.-е. слова со значением «видеть» (как и английское see ) зачастую означают, сами или их «основы», «знать, понимать».

(Это особенно справедливо по отношению к основе √WID: латинское video полностью соответствует а.-сакс. witian «стеречь, бдеть»; но

(=лат. vidi ) — англ.-сакс. wāt «wot» , «я знаю»). Но, возможно, сопоставив германское слово salwo — (наше sallow ) и латинское salvus (saluos) , он решит, что невозможно перекинуть мост между понятиями «грязно-желтый» и «надежный, безопасный»; так что, либо с фонологическим соотнесением что-то не так, либо речь идет об «омофонах». (Кроме того, всегда остается еще и та возможность, что либо sallow , либо salvus не восходят к общей древности — слова порою изобретаются , или заимствуются, и в обоих случаях могут быть очень похожи на слова более древние.) Формальным эквивалентом (и единственно известным) нашего harp (арфа) является латинское слово corbis . (Романское аrра и т. д. заимствованы из германских языков.) Однако бедняге филологу придется воззвать к какому-нибудь знатоку археологии, прежде чем он установит, что между «арфами» и «корзинами» возможна какая-то связь: предполагая, что герм. harpō всегда означало «арфа», а corbi-s всегда означало «плетеная корзина»! — corbita означает «корабль с выпуклыми бортами».