Георгий Данелия - Безбилетный пассажир

И посол пригласил Баскакова поехать с ним на Олимпийский стадион.

— Придется мне у тебя белую рубашку взять, — сказал Баскаков. — К Эргасу я бы и в водолазке поехал, а с послом на концерт без галстука нельзя.

Вечером, когда за Баскаковым заехала посольская машина, он попросил:

— Товарищи, а вдруг у этого Эргаса окажется кто-нибудь «в ранге», все бывает. Тогда пришлите за мной.

Обидно ему тратить вечер в Риме на русский ансамбль.

А нас к сеньору Эргасу на микроавтобусе повез представитель Совэкспортфильма. Подъехали к мраморному палаццо со швейцаром у входа.

— Адрес не перепутали? — спросил Ромм.

Представитель посмотрел на визитку:

— Да вроде нет, — и спросил у швейцара: — У вас здесь живет синьор Эргас?

— Да.

— На каком этаже?

Швейцар сказал, что на всех. А гостей он сегодня принимает на втором — в зимнем саду.

Представительный мужчина в смокинге встретил нас в вестибюле и проводил в зимний сад. Там у входа нас приветствовал сеньор Эргас и представил своим гостям, среди которых оказались министр иностранных дел, министр культуры, еще какие-то министры… И Росселини, Антониони, Феллини, Карло Леви, Альберто Моравиа… И другие знаменитости.

Сеньор Эргас оказался очень богатым и влиятельным человеком.

— Надо бы попросить, чтобы за Баскаковым кого-нибудь послали, — сказал Ромм представителю Экспортфильма.

— Не пошлют, — сказал представитель. — Они не понимают, что такое Госкино, и думают, что Баскаков кагэбэшник. По-моему, они даже обрадовались, что он не пришел.

— А ты им объясни, что Баскаков продюсер всех советских фильмов, — сказал Ромм. — Одних художественных и телевизионных около трехсот в год. Столько ни одна кинокомпания не производит! Так что Баскаков — продюсер номер один мирового масштаба!

Представитель пошел просить машину.

Хозяин дома пригласил всех в другой зал, где уже были накрыты длинные столы, а на столах!..

— Что будем брать? — оживился Ромм.

— Лично я — поросенка, — сказал я и положил себе кусок с аппетитно поджаренной корочкой. — И… еще поросенка!

И положил второй кусок.

Тут вернулся представитель:

— Михаил Ильич, я договорился. Они дают машину и сопровождающего. Только просят, чтобы кто-нибудь из наших тоже поехал.

— Поезжай ты, — сказал я.

— А кто будет переводить? Так что извини, Данелия, — сочувственно развел руками Ромм. — Ты у нас самый младший.

Я поставил тарелку с поросенком и на лимузине, в компании толстого темпераментного итальянца, поехал за Баскаковым. Когда подъехали, концерт уже начался. Полный аншлаг, и толпа желающих попасть у входа. Где мы тут Баскакова найдем?

— Моменто, — сказал итальянец и через полчаса появился с Баскаковым.

В машине Баскаков расспрашивал, кто присутствует на банкете, а я подробно рассказывал, что там было на столах.

Когда приехали, сеньор Эргас ждал Баскакова в вестибюле, у входа, и сам повел «продюсера номер один мирового масштаба» (в моей рубашке) в зал. Вошли. Посмотрели, и… Пока мы ездили, уже все сожрали и даже кофе выпили!

Баскаков рассказывал министрам, сколько кинотеатров в Советском Союзе и какую баснословную прибыль получает государство от кино… А Нея Зоркая шепнула мне:

— Не расстраивайся, у меня еще банка бычков в томате осталась.

И поздно ночью в номере нашей гостиницы мы с продюсером номер один, сидя на кровати, ужинали банкой «бычков в томате», которую преподнесла нам ведущий критик, и закусывали бычки печеньем, которое подарил нам классик советского кино Михаил Ильич Ромм. А запивали ужин грузинским чаем, который я заварил кипятильником в раковине.

А из коридора доносились вопли и визг: опять то ли матросы били проституток, то ли проститутки матросов.

В последний наш день в Риме Баскаков попросил меня помочь ему купить кофточку для Юли. Привел меня в бутик, показал на кофточку, которую присмотрел, и спросил: «Красивая? Брать?» Я кивнул. (Покупателей в бутике почти нет: одна сеньора с мужем рассматривали плащи.) Продавец — весь внимание.

Баскаков хорошо знал немецкий (во время войны он был военкором) и стал по-немецки объяснять, что ему надо. Продавцу что немецкий, что грузинский — одно и то же. Не понимает.

— Пошли Нею приведем, — сказал Баскаков. — Она по-французски объяснит.

— Не надо, сами управимся. Какой размер?

— Сорок шесть.

Я показал продавцу пальцем на кофточку на витрине, достал ручку и написал на бумажке: 46. Продавец написал цену, и кофточку мы приобрели.

— Мне еще колготки нужны, — сказал Баскаков.

— А что это такое?

(У нас тогда колготки были большой редкостью, и я впервые услышал это слово от Баскакова.)

— Это такие чулки, переходящие в трусы.

Я показал продавцу на ноги и сделал вид, что что-то на них натягиваю, до пояса.

Тот положил передо мной брюки.

— Нет, — я показал ему свои носки и изобразил, что натягиваю их до пупка.

Продавец положил на прилавок кальсоны.

— Но! Для сеньоры, — и я показал руками груди.

Продавец достал лифчик.

В общем, после долгой пантомимы нам выдали что-то в пакете, похожее на чулки. Я опять показал, что они должны кончаться не на ногах, а на талии.

— Си, си, — кивнул продавец и написал цену.

— А какой размер нам нужен? — спросил я у Баскакова.

— Она примерно твоего роста.

Я показал на пакет, а потом ткнул себя в грудь.

— Для меня хорошо? Фор ми гуд?

— Но, — возмутился продавец, — фор синьора! Фор синьорита!

— Си, си! — сказал я. — Давай!

Продавец, неприязненно посмотрев на меня и на Баскакова, кинул на прилавок другой пакет и написал цену на бумажке. Баскаков прикинул в уме и сказал:

— Пусть даст пять штук.

— Подождите. Давайте сначала проверим, с трусами они или без.

Я взял пакет и начал его вскрывать. Продавец пакет отнял и велел сначала заплатить. Баскаков заплатил. Когда пакет открыли (там действительно были колготки), я приложил их к себе — они оказались короткими. Я жестом показал продавцу — маленькие. Он (так же, жестом) объяснил — они растягиваются. Я придерживал колготки у пупка, Баскаков тянул их до пола… А продавец и сеньора с мужем с омерзением смотрели на эту сцену.

Между прочим. О «наших за границей» много подобных рассказов, но — что поделаешь! Как только я пересекал рубеж Родины, я тоже оказывался «нашим за границей». Жизнь — не сценарий, ее не перепишешь. А жаль! Многое изменить или совсем вычеркнуть — ой как хочется!

Я был женат три раза. На Ирине, на Любе и на Гале. На Гале женился недавно, — лет двадцать тому назад.

Я любил, и меня любили.

Я уходил, и от меня уходили.

Это все, что я могу сказать о своей личной жизни.