Уинстон Черчилль - Шестидневная война

Танкисты Иски достигли Митле в среду в 18.00 – через неполных 60 часов после пересечения ими границы Израиля. Многие машины, подвозившие припасы, в частности горючее, были уничтожены в пути египтянами, и в 15 или 20 километрах от перевала у половины израильских танков кончилось горючее. Не желая бросать на произвол судьбы 7 из своих 14 танков, танкисты Иски прикрепили их стальными тросами к тем танкам, у которых еще имелось горючее. Так они доползли под ураганным огнем противника до перевала и заняли позиции. Даже те танки, которые шли на буксире, не прекращали огня. У Митле в одном танке, у которого еще было горючее, заклинило башню от прямого попадания египетского снаряда, но он продолжал наводить свою пушку на движущиеся египетские танки, умело маневрируя на своих гусеницах. Танку приходилось делать не менее двух прицельных выстрелов, чтобы попасть в цель.

Тем временем генерал Таль расположил два танковых батальона севернее Бир Гифгафы, блокировал дорогу из Бир Тамады в Исмаилию и послал батальон легких французских танков на возвышенность в 10 милях к западу, чтобы не допустить подхода египетских подкреплений из района канала. Главной задачей Таля было навязать бой египетским танкам. Три израильские дивизии готовили смертельный удар противнику: Таль и Иоффе перерезали дороги, а Шарон загонял египтян в ловушку.

В среду с наступлением темноты войска Шарона проделали две трети своего пути от Абу Агейлы до Нахла. Этот трудный и медленный переход вел по вади [24] Русло высохшего ручья. через пустыню. В среднем израильтяне прошли большую часть расстояния со скоростью не более 3 миль в час. Продолжая свой марш ночью, одно подразделение Шарона наткнулось на минное поле и потеряло один бронетранспортер. Шарон приостановил продвижение и в четверг с двух до четырех часов утра, пока саперы расчищали проходы в минном поле, он в его люди спали как мертвые.

Возобновив на заре продвижение, они внезапно наткнулись на бригаду танков «Сталин» – самых тяжелых машин, с которыми им пришлось иметь дело в пустыне. За танками стояло несколько тяжелых самоходных орудий. Израильские танки устремились в атаку, но египетские не тронулись с места. Израильтяне не верили своим глазам: все танки были в полной исправности, но покинуты всеми экипажами. Позднее, когда бои прекратились, Шарон встретился с командиром этой части бригадным генералом Ахмедом Абд эль-Наби, взятым в плен. Его привезли на командный пункт генерала Шарона в Бир Гифгафе: Египтянин вручил ему свою визитную карточку.

Эль-Наби объяснил, что, не веря в успех сопротивления (хотя он не имел представления о размерах израильских сил), он решил со всеми своими людьми бежать, не задерживаясь даже для подрыва своих танков. «Вы расстроили все мои планы», – произнес он с горечью. Египетские командиры, очевидно, могли действовать только по заранее разработанным планам.

Эль-Наби сказал, что он был сильно встревожен, когда во вторник ночью услышал грохот большого соединения танков, проходившего где-то поблизости от его части. В действительности это была египетская танковая бригада, продвигавшаяся на восток.

В среду ночью эль-Наби снова услышал шум надвигающихся танков. На этот раз он был осведомлен об израильском наступлении через Абу Агейлу и Бир Хасне, и, полагая, что его собираются атаковать, он решил покинуть все свои танки и артиллерию и отвести своих солдат на полугусеничных транспортерах на запад, в Бир Тамаду, которая, по его мнению, была еще в руках египтян. «Вы ошиблись», – с усмешкой заметил Шарон, – «наши ребята были уже там». После стычки с израильтянами эль-Наби бросил свои войска и втроем – вместе с подполковником и майором – бежали пешком на юго-запад.

20 июня в интервью с Чарлзом Мором, опубликованном в «Нью-Йорк таймсе», эль-Наби на вопрос, почему он не уничтожил свои танки, сказал: «Мне было приказано отступать, я не получил инструкций уничтожить танки… Если бы я подорвал мои танки, евреи могли бы обнаружить меня. Подорвать танк – значит вызвать страшный грохот».

Эль-Наби рассказал, что вначале они отступали «в образцовом порядке»: еще сохранилось деление на части и соблюдалась дисциплина. Трудности начались на перекрестке дорог в центре пустыни, когда они наткнулись, по его утверждению, на «засаду» или дорожный заслон противника. «Из-за этой засады мы должны были разбиться на группы и разойтись в разные стороны, держа общий курс на юг к перевалу Митле», – рассказал бригадный генерал.

Но почему он не прорвался через эту засаду?

«Это было невозможно», – ответил он. Присутствовавший израильский капитан вмешался: «Почему? Какими силами и оружием мы располагали, по вашему мнению, в этой дорожной засаде?» – «Я слышал стрельбу из легких пулеметов, но подумал, что стреляли также из тяжелых пулеметов».

Израильский капитан возвел глаза и руки к небу: «У вас была целая бригада, а наш заслон состоял из небольших сил».

«Вы правы, – ответил эль-Наби, – но не следует забывать, что мы остались без танков»…

У перевала Митле 125-я египетская бригада распалась, по словам ее командира, не войдя в соприкосновение с противником.

«Добравшись до Митле, бригада перестала быть организованным соединением, – объяснил египтянин. – Каждый стремился только спасти свою шкуру. Все машины были брошены, и люди пошли пешком на запад через горы». Многие египтяне бросили свое оружие, шлемы и часть обмундирования. «Я потерял свой чемодан, который месяцем раньше купил в Лондоне, и свой радиотранзистор», – сказал эль-Наби с огорчением.

Он не запасся водой и едой и пустился в путь без провожатых: упущение, причину которого он не мог указать. Его спросили, пытался ли он взять с собой нескольких солдат. Его ответ: «Нет. Как я уже сказал, каждый спасал только свою шкуру».

Бригадный генерал три дня брел без воды, пока не добрался до Рас Судра. Он шел по дороге и ему посчастливилось: его подобрал, как он сказал, «очень милый израильский майор и патруль». «Они были очень добры ко мне, – заметил он. – Они вызвали скорую помощь и дали мне выспаться в пути. Я был в очень плохой форме. Они проявили большую доброту». – «Как бы вы поступили с нами?» – спросил с некоторой суровостью израильский капитан. Уловив скрытый смысл вопроса, эль-Наби почувствовал себя задетым и выпрямился на своей койке: «У меня не было инструкции обращаться плохо с израильскими военнопленными», – сухо ответил он.

Встретившись с эль-Наби после войны, Шарон спросил его, какие беседы вел он со своими людьми в предвоенные дни. Эль-Наби ответил, что ему и в голову не могло прийти беседовать со своими подчиненными. «В этом как раз и состоит разница между нами», – заметил Шарон. «Я часами беседую со своими солдатами о войне и о предстоящих боях. Я отношусь с большим уважением к своим людям, а египетские офицеры презирают своих солдат. Я считаю, что египтяне – хорошие солдаты. Они простые и малокультурные, но выносливые и дисциплинированные люди. Они хорошие артиллеристы, хорошие саперы и хорошие стрелки, но их офицеры – дерьмо. Их офицеры воюют только по заранее разработанному плану. Если не считать минного поля между Бир Хасне и Нахлом, которое было, вероятно, заложено до войны, египетские офицеры после нашего прорыва не устанавливали мин и не делали засад на всем пути нашего продвижения. Но немало солдат, в частности у Митле, где мы преградили им путь к отходу, бились на смерть, пытаясь прорваться на запад к каналу. Так же они сражались в 1948 году у Фелуджи, в 30 милях южнее Тель-Авива. Кстати, в тех боях участвовал молодой офицер Насер».