Николай Андреев - Трагические судьбы

А уж сколько чеченцев в Москве — и никто из них не бедствует. Так что еще стоит выяснить, кто кого завоевал. Вместо того чтобы убивать русских в Чечне, лучше и проще действовать мирным способом. Чеченцы — динамичны, предприимчивы, напористы, потому за ними будущее.

Надо все же отметить, что не так уж при Дудаеве были популярны в Чечне сепаратистские настроения. Борец за экологическую чистоту Леча Салигов вспоминает: «В начале 1991 года ко мне пришли доверенные лица Дудаева и сказали, что он приглашает меня в свою команду и предлагает самому определить мою роль в ней. Я ответил, что с уважением отношусь к личности генерала, но не приемлю его радикализма — прежде всего его установок на достижение независимость от России любыми способами. 95 процентов чеченцев говорят на русском без акцента. Мы что, в считанные годы научим их английскому и в считанные месяцы переключим наши хозяйственные связи на Европу с Америкой? Допустим. Допустим и то, что нас там только и ждут с распростертыми объятиями. Но мы с трех сторон окружены Россией, а с четвертой — горами и не пылающей любовью к чеченцам Грузией. И что нам светит, если мы станем добиваться независимости с оружием в руках? Полная блокада и утрата всего нашего экономического, научного и культурного потенциала».

Но способен ли митинг слушать предостережения? Спокойное развитие событий не входило в планы генерала Дудаева.

Стремление к независимости часто вызывается чувством неполноценности — мол, унизительно быть маленькой нацией, о которой никто в мире не слышал. В Мексике в 60-х годах работал корреспондентом АПН Николай Леонов, он подружился с председателем гватемальского парламента Виктором Мануэлем, которого свергли военные, и он вынужден был бежать за границу. Мануэль приходил в гости к Леонову, завидовал ему: «Вам хорошо жить на свете. За вами огромная страна, мировая слава культурного наследия, славная известная история. А каково народам, о которых люди не знают почти ничего? Гватемалец, гондурасец — это для многих просто указание на принадлежность к аборигенному племени, за которым ничего не стоит, кроме этнографической привлекательности. Наши государства — парии в международном сообществе».

Что и говорить, неприятно быть парией, изгоем, аборигенным племенем, неизвестным в мировом сообществе. Неодолимо тянет преодолеть комплекс неполноценности. Рашид Ахмадов предупреждал в газете «Голос Чечено-Ингушетии»: «Кто чувствует свою внутреннюю неполноценность, способен возвеличивать себя в словах. Посмотрите, ведь англичане, французы, русские очень спокойны насчет этих вопросов. Того, что творится в нашей стране, наверное, нет больше нигде». А вот и неправда. Кто бы сегодня знал о Кубе, если бы не Фидель? Если бы не он, так и оставался бы остров курортом, на котором нежатся американцы. Но революцию все это смела. С Кубой до сих пор считаются. Чем Чечня хуже Кубы? Неужели Джохар по смелости не сравним с Фиделем? И ведь до чего похожи геополитические ситуации: над Кубой с севера нависли США, а над Чечней — Россия. Да и вообще обидно: Тувалу, которое не сразу и отыщешь в Океании, насчитывающее 10 тысяч человек, независимое государство, а полуторамиллионная Чечня — нет. Впрочем, слово обидно не отражает сути, точнее сказать — позор для чеченца быть российским подданным!

Ельцин не подозревал о переживаниях генерала. Комплекс неполноценности российскому президенту несвойствен. Если бы ему тогда сказали, что наступит час и Чечня доставит ему столько же хлопот, как в свое время Куба Соединенным штатам Америки, а Дудаев будет требовать, чтобы Россия вела себя по отношению к Чечне, как к равноправному члену мирового сообщества, Ельцин бы, наверное, взревел: « Шта ? Направить туда 38 снайперов!»

Но вернемся к похождениям Бориса Николаевича на Кавказе в горячем 1991 году. Мы оставили его беседовать с Гамсахурдиа. Беседа закончилась тем, что Ельцин расчувствовался, приобнял Гамсахурдиа, предложил: «Давайте, Звиад Константинович, будет друзьями. Навеки». Звиад не возражал, хотя взгляд его оставался холоден. Подарил Ельцину саблю в серебряных ножнах. На этом они расстались.

А война в Южной Осетии продолжилась.

Второй раз Ельцин очутился в Грозном в мае 1991 года, тогда его носило по всей России ураганом предвыборной кампании за президентство. И опять он не нашел возможности встретиться с Дудаевым. А поговорили бы два лидера — история могла бы повернуться по-иному. Ельцин тогда полагал, что Доку Завгаев надежно держит в своих руках республику. Вот как проходила встреча с Завгаевым в изложении Виктора Югина:

«За столом президиума Верховного совета Чечено-Ингушетии мы сидели втроем: Бен (так рассказчик фамильярно называет Ельцина. — Н.А.), Завгаев и я. Старовойтова вышла подышать свежим воздухом. В зале находились и представители казачества. Встречу открыл Завгаев. Упомянул о принятом законе от 26 апреля. Высказал точку зрения, что он вполне отвечает чаяниям его народа».

Прервем рассказ Югина, дабы пояснить: 26 апреля 1991 года Верховный Совет СССР принял закон, по которому автономным республикам присваивался статус союзных, то есть Чечня или Удмуртия становились вровень с Узбекистаном или Украиной.

«После этого я заметил, как казаки начали переглядываться, ерзая на стульях. Занервничал и Завгаев, зная о некоторых волнениях в станицах, выступлениях против дискриминации казачества.

Бен, положив руки на стол, неудобно и неуклюже их переплетал Он не мог найти выход из ситуации: нужно поддерживать Завгаева, переплюнув Горби, и хочется защитить казаков. Вошла Старовойтова и что-то прошептала ему на ухо. Он кивнул ей. Я взял слово и начал с вопроса Завгаеву: «Вы говорите, что республика топчется на месте, медицина на последнем месте в Союзе, малые капвложения. Став самостоятельной, как она сможет себя поднять?» — «Очень просто. Деньги мы будем получать напрямую из союзного бюджета». — «Это с деньгами. А как с ответственностью? Сможете стоять перед народом не на трибуне, а глядя ему в глаза — не боитесь? Свобода, суверенитет имеют и оборотную сторону медали — ответственность за состояние республики и людей». — «Отчитаться можно всегда…» — ушел от ответа Завгаев».

Через несколько минут мы попрощались и направились на улицу. От Старовойтовой узнали, что выход из здания блокирован грозненцами: они хотели Бену высказать наболевшее. «Хорошо, я тоже скажу, найдите мегафон».

Стоявший неподалеку гаишник принес свой мегафон, и Бен блестяще провел атаку на центр, импотентный Верховный совет Союза и тонущего в роскоши Горби. Площадь кричала ему «Ура!»