Николай Андреев - Трагические судьбы

Всюду царила такая паника, что невозможно было разобраться, где свои, где противник. Вскоре Яков обнаружил, что находится уже в тылу немцев. Он зашел в деревню, обменял в крестьянском доме военную одежду на гражданскую, колхозник предупредил его, что если он сейчас же не уйдет, придется донести на него, потому что, если не донесет, всю его семью немцы расстреляют. И Яков пошел сдаваться. Немцы ему позже зададут вопрос: «Ведь у вас говорят: из страха перед пленом красноармейцу лучше застрелиться?» Яков ответил: «Если бы мои красноармейцы отступили, если бы я увидел, что моя дивизия отступает, я бы сам застрелился, так как отступать нельзя». Через два года он скажет соседям по бараку в концлагере: «Мне стыдно перед отцом, что я остался жив».

Именно в эти дни Сталин подписывает постановление ГКО, в котором говорится: «Государственный комитет обороны устанавливает, что части Красной Армии в боях с германскими захватчиками в большинстве случае высоко держат великое знамя Советской власти и ведут себя удовлетворительно, и иногда прямо геройски, отстаивая родную землю от фашистских грабителей». Обратите внимание: иногда — геройски . Но чаще: «Государственный комитет обороны должен признать, что отдельные командиры и рядовые проявляют неустойчивость, паникерство, позорную трусость, бросают оружие и, забывая свой долг перед Родиной, грубо нарушают присягу, превращаются в стадо баранов, в панике бегущих перед обнаглевшим противником… Паникер, трус, дезертир хуже врага, ибо он не только подрывает наше дело, но и порочит честь Красной Армии. Поэтому расправа с паникерами, трусами, дезертирами и восстановление воинской дисциплины является нашим священным долгом…»

Яков Джугашвили не был ни трусом, ни паникером, ни дезертиром. Волею тяжелых, не зависящих от него обстоятельств попал в ситуацию, когда оставался один выход — сдаться в плен. Автоматически он становился, говоря языком постановления ГКО, хуже врага . Но была ли в том его вина?

19 июля 1941 года Геббельс кричит на весь мир: в плену у германских войск старший сын руководителя Советского Союза!

Представьте, как бы развернулась советская пропаганда, будь у Гитлера сын и попади он в плен Красной Армии! Нацистская пропагандистская машина также выжала из пленения сына Сталина максимум возможного. Геббельс не был бы Геббельсом, если бы не расхвастался: «Яков заявил, что понял бессмысленность сопротивления и потому сам перешел на сторону Германии». Многие фронтовики помнят листовки, которые немцы в изобилии разбрасывали с самолетов. На листовках фотография: немецкие офицеры беседуют с Яковом, лица у всех дружелюбные. Под фотографией текст: «Сын Сталина Яков Джугашвили, старший лейтенант, командир батареи 17 июля сдался в плен. Если уж такой видный советский офицер сдался в плен, то это доказывает очевидность, что всякое сопротивление германской армии совершенно бесцельно. Поэтому кончайте войну и переходите к нам».

Листовка произвела эффект. И без того катастрофа на всех фронтах и направлениях, а тут еще такой убийственный факт. В июле — августе 1941 года много советских бойцов сдается в плен. Хотя, конечно, нельзя забывать, что и немцы тогда были жутко сильны, давили с неумолимостью пресса.

Политуправление Красной Армии выдвигает контрверсию: сын Сталина сражался, как и подобает советскому воину, был ранен и в бессознательном состоянии попал в плен.

Светлана Сталина и жена Якова Юлия находились в это время в Сочи, куда их отправили сразу же, как только началась война. От Якова не поступает никаких известий. Это их страшит. В конце августа Светлана разговаривает с отцом по телефону, Юля стоит рядом. Светлана спрашивает, есть ли какие-нибудь новости о Яше. Сталин медленно и ясно произносит: «Яша попал в плен». И прежде чем она успевает что-то сказать, добавляет: «Пока что ничего не говори его жене». Юля по лицу Светланы поняла: что-то стряслось. Но на все ее вопросы Светлана отвечала только: «Отец сам ничего не знает».

Якова на допросе спросят: «Разве вас не беспокоит, что жена тревожится о вас? Может быть, семейная жизнь в России настолько безразличная вещь, что вы не считаете необходимым известить своих близких, как это делает немецкий солдат, попадая в плен?» На что Яков ответил: «Нет, жена мне не безразлична, я ее очень уважаю, я очень люблю ее!» Немцы удивились: «Если вы не дадите о себе знать, то ваша жена будет думать, что вы умерли. Разве это вам безразлично?» Этот вопрос, в свою очередь, удивил Якова: «Почему это вас так интересует?» Немцы пояснили: «Нас это интересует как солдат. Когда мы, солдаты, попадаем в плен, то у нас всегда бывает желание известить своих близких, потому что у нас брак и семейная жизнь играют большую роль, для нас это исключительно важно в противоположность Красной России». Яков с печалью сказал: «Нет, там уже знают, что я умер или попал в плен».

Юлия не знала, умер Яков или попал в плен. Стоит представить ее подробнее. Яков женился на ней дважды — в 1930 и в 1935 годах. Юля Бессараб была прехорошенькая, кокетливая, говорила с уморительным апломбом глупости, чем сводила с ума мужчин. Любила посидеть с книжкой, но это скорее для виду, показать, что не чужда учености. В искренность ее увлечения Яшей его родственники не верили, они были убеждены, что за этим скрывается грубый расчет — войти в элиту, породниться с самим Сталиным Ее считали авантюристкой. Марико Сванидзе, тетка Якова, мечтала: «Как было б хорошо, если б Яша женился на скромной, милой девочке из революционной семьи, мы б ее любили и баловали — а эта принесла сплетни, злость и пересуды».

Юля Бессараб позволяла себе шокирующие поступки. Выступала в танцевальном ансамбле. Выскакивала на сцену в таком мини, что у мужской части зала дыхание в зобу спирало. Любые попытки объяснить Якову, что эта пустая женщина не стоит его мизинца, были бесполезны. «Люблю!» — твердил Яков. Сталин долго делал вид, что не замечает изменения семейного положения сына. А когда заметил , то начал демонстрировать лояльно-ироническое отношение к сыну и невестке.

Правда, дочь Якова — Галина Джугашвили — со слов матери так описывает отношение Сталина к этому браку: «Сцена происходила за обеденным столом. Дед ел суп, дамы Аллилуевы толковали о скандальном увлечении Яши. Эта женщина (имелась в виду Ма) старше его на три года, да к тому же еще и замужем! Дед отшучивался, ссылаясь на всеобщее «брожение умов», пытался объяснить даже, что мужчина не меняется оттого, в какую женщину он влюблен: в принцессу или белошвейку, монахиню или певицу из кабаре. Но подобные отвлеченности дам не устраивали. Срочно перегруппировавшись, они шли в лобовую атаку: «Иосиф, так же нельзя! Вы обязательно должны вмешаться!» Дед, вообще не признававший за дамами права на военные действия (не знаю, делал ли он исключение для Жанны д'Арк), сразу помрачнел и сказал резко: «Мужчина любит ту женщину, которую любит. Да и вспомните, что уже было!..»