Иван Бларамберг - Воспоминания

2 сентября мы высадились на берег, куда были доставлены и все пустые бочки. Расположение этих колодцев живописно: порфировые горы сходят постепенно снижающимися сопками к морю, параллельно им тянутся песчаниковые скалы, круто обрывающиеся в море и поворачивающие к холмам Уфрака; между ними лежит долина шириной 2 версты. У самого берега находятся два колодца глубиной 5 аршин, выложенные камнем. Вода в них солоновата, но чиста и пригодна для питья. В этих колодцах мы обнаружили много змеиных шкур, и поскольку из них поят только верблюдов, мы прошли примерно 100 саженей дальше к другим колодцам, которые также назывались Балкуи (Медовые колодцы). Я поднялся на вершину горы Шах-Адам, с которой открывался великолепный вид на Красноводский залив и косу.

Сегодня Хадыр-Мамед отправился на остров Дарджи, чтобы приготовить все для нашей экскурсии в Балханские горы. Поручик Фелькнер исследовал тем временем геологическое строение окрестных гор и отколол молотком образцы различных горных пород, чтобы позднее подробно изучить их. Термометр показывал 23° в тени.

3 сентября я измерил высоту солнца над горизонтом у колодцев Балкуи. Мы купили несколько худых овец, казаки наполнили водой 22 бочки, и вечером мы снова вернулись на судно. 4 сентября мы поплыли дальше мимо предгорий Таш-Отак и зашли в Балханский залив. Погода была хорошая, но прохладная. Из-за неблагоприятного ветра мы вынуждены были встать на якорь между островами Даг-Ада и Дарджи. Глубина здесь была только 10 футов. Муригин определил глубину залива и вечером вернулся на корабль. В центре залива глубина была 1 1/2 сажени; грунт — твердый ил, дно хорошо просматривалось. Судно совсем не качало, хотя в течение 36 часов дул сильный северный ветер, принесший с собой сильный дождь. Дождевая вода начала просачиваться через щели верхней палубы в нашу каюту, так как толстые доски за двухмесячную жару сильно рассохлись. 6 сентября мы приблизились к Дарджи на расстояние 3 версты. Термометр показывал только 14 1/2°; виной тому был сильный северный ветер, который задержал также суда Герасимова; следовавшие в Астрахань. Часть наших казаков выгрузили на берег палатки, сухари и другой провиант, а также маленькие бочонки с водой для предстоящей экспедиции в Балханские горы. Карелин нанял у старого Киат-бека 5 лошадей и 24 верблюда для транспортировки нашего багажа и провианта.

В наш отряд входили все члены экспедиции (за исключением пожилого штурмана Васильева, оставшегося на корабле), 32 казака, переводчик и художник — всего 45 человек (русских).

Каждый казак имел 30 боевых патронов, затем у нас было 2 фальконета с 60 боевыми зарядами; сухари и водка на 10 дней; вода в маленьких бочонках и в бурдюках на 4 дня, потому что мы надеялись по пути найти пресную воду. Часть отряда должна была идти по суше через Дарджи до переправы через Актам (древний Оксус), [51]другой части во главе со штурманом Муригиным было приказано на двух киржимах и куласе плыть под парусами и на веслах к Актаму, чтобы измерить глубину моря и реки. В случае, если бы мелководье помешало их дальнейшему продвижению, они должны были оставить киржимы и доставить кулас к месту нашей переправы через Актам.

В полдень мы покинули судно, после того как Васильев получил распоряжение привести его к острову Даг-Ада, вытащить на берег, положить набок, проверить и как следует законопатить все щели.

С прибытием на Дарджи началась неразбериха. Туркменских погонщиков с трудом заставили после двухчасового спора навьючить груз на верблюдов. Наконец палатки, сухари, бочонки с водой и т. д. были погружены, и караван в 4 1/2 часа пополудни тронулся в путь. Нас сопровождали старый Киат-бек, его младший сын Хадыр-Мамед, Булат-хан со своим сыном и другие туркменские аксакалы — всего 20 человек с 18 верблюдами, так что наш караван насчитывал 42 верблюда и 45 лошадей.

Несмотря на то что йомуды хотели уверить нас в том, что путешествие через степи и в Балханские горы небезопасно, мы, зная уже их привычку отпугивать русских от продвижения во внутренние районы страны мнимыми опасностями, не обращали внимания на предостережения и чувствовали себя во время пути свободно, не встретив ни души.

Мы направились прямо на восток через песчаную волнообразную степь, поросшую там и сям кустарником и саксаулом. Через 10 верст мы сделали остановку. Верблюдов пустили в степь, где они щипали свой скудный корм, а сами заночевали на открытом воздухе, на песке, наслаждаясь до полуночи удивительной тишиной окружавшей нас безмолвной степи, освещенной луной. 8 сентября, с рассветом, мы продолжали наш путь по волнообразной степи. Бухта Буюр-Садых осталась слева от нас, Проделав 15 верст утомительного Марша, мы устроили привал до часу дня. Жара от раскаленного песка была угнетающей; термометр показывал в полдень 25° в тени. Вода в бурдюках была холодной, а в бочонках — тепловатой и даже теплой. Мы двигались дальше, все время на восток, местами по солончаку, затем по дну высохшего озера и по песчаным холмам. На 2? часа сделали привал на возвышенности, чтобы дать отдохнуть верблюдам, и двинулись затем дальше, так как вечер и ночь были восхитительны. В 11 часов мы расположились в степи на ночь. Дул свежий восточный ветер, который, выгоняя воду из залива в море, затруднял нашим киржимам продвижение к устью Актама. Ночью мы ясно слышали крики фламинго на Актаме.

9 сентября мы продолжали наш путь по дну высохшего соленого озера, затем через высокие песчаные холмы. Актам остался слева от нас. Совершив утомительный переход в 12 верст по этим песчаным холмам при изнуряющей жаре, мы в 10 часов утра прибыли в пункт переправы через Актам. Полковник Н. Муравьев, пославший отсюда в 1821 г. нескольких офицеров в предгорья Балхан, забил тогда для определения ширины реки два деревянных кола, которые мы нашли невредимыми на своих местах.

Ширина речи во время нашего пребывания здесь составляла 32 сажени (224 английских фута); я измерил ширину старого русла, которое еще отчетливо обозначалось, и установил, что оно имело 150 саженей. Берега старого русла песчаные, высокие и даже обрывистые и тянутся параллельно прежнему течению реки. На одном из холмов на левом берегу мы увидели остатки земляного укрепления, называемого туркменами Куляр-Сенгир, а недалеко отсюда, к северо-западу, также на холме, — памятник одному из святых — Ших-Мустафе. В ожидании прибытия Муригина с куласом мы расположились на берегу Актама, искупались в нем, но обнаружили, что вода чрезвычайно соленая. В 2 часа дня пришел пешком Муригин со своими казаками. Он вынужден был из-за мелководья бросить киржимы, а кулас с тремя членами команды на борту приплыл по Актаму часом позже. Тотчас начали переправу. Лошади, верблюды, часть наших казаков и йомуды переплыли реку; багаж и мы сами переправлялись постепенно, так как кулас не мог поднимать большой груз. Глубина Актама у переправы была 2 сажени, грунт илистый. В 6 часов вечера все уже было переброшено на правый берег, и мы разбили лагерь. У сопровождавших нас туркмен мы купили 10 овец, казаки развели огонь, приготовили ужин. Казакам дали водки, и на берегу старого Оксуса, где, может быть, некогда располагались лагерем тысячные орды монголов, раздались веселые русские песни. Верблюдов погнали на водопой к колодцу Молла-Кара-Куюсы, в 1 1/2 верстах выше по правому берегу. Вода в нем была соленая. В 7 верстах выше находился другой колодец — Кара-Актам, воду из которого при необходимости пить можно. Снова была чудесная ночь. Наш лагерь, живописно расположенный на берегу с видом на Балханские горы, освещенные луной, представлял собой восхитительно-прекрасную картину. Мы любовались ею до полуночи. Ничто не может сравниться с торжественной тишиной ночи в бескрайней степи при лунном свете; воспоминания об этом навечно врезаются в память.