Василий Гладков - Десант на Эльтиген

Вслед ударила очередь, но замполит был уже за изгибом.

Пишу эти строки, а рядом на столе лежит тронутый желтизной архивный документ: наградной лист, который я надписывал много лет назад.

"Ф. И. О. Кучмезов Абдула Юсупович.

Звание: лейтенант, заместитель командира батальона та политчасти. Год рождения: 1919.

Участвовал в боях: Крымский фронт, февраль 1942г. Северо-Кавказский сентябрь 1942 г.

Имеет 3 ранения, находится в строю. В армии с 1939 г.

...Смелый, решительный, хладнокровный офицер Кучмезов всегда личным примером показывал бойцам, как надо бить врага.

...Достоин награждения орденом Ленина".

На "Огненной земле" лейтенант до последнего дня командовал героическим гарнизоном школы.

Над плацдармом бушевал огонь. Бой затихал только с наступлением темноты и возобновлялся на рассвете.

На море шумел шторм. Волны долбили берег. И на земле был шторм: вздымались тучи земли и мелкого камня. В капонирах срывало и ломало двери, развалины Эльтигена с каждым взрывом меняли свои очертания.

Изредка "юнкерсы" сбрасывали не бомбы, а листовки. В мгновения затишья кричал радиопропагандист. Листовки и радио требовали: "Сдавайтесь!" - и сулили золотые горы, пищу и жизнь.

Нового в тактике немецкое командование не придумало. Как и в первые дни борьбы за плацдарм, противник резко нажимал на южном участке фронта, стараясь сломить оборону в районе школы и безымянной высотки, которую держал Клинковский. Затем - атаки в центре, на позиции полка Блбуляна.

С моря удара не последовало. Мы с Бушиным и Ивакиным с тревогой следили за морем, держа на крайний случай единственный резерв командира дивизии - учебную роту. Но десантные баржи и катера противника маячили на рейде, не подходя к берегу. Они лишь обстреливали Эльтиген.

Огнем нас действительно давили со всех сторон - и с моря, и с суши, и с воздуха. О силе бомбового удара можно судить по такому факту. 4 и 5 декабря в воздушных боях над плацдармом "ястребки" генерала Вершинина сбили более десяти фашистских бомбардировщиков.

Очевидно, противник прежде всего рассчитывал на успех массированного огня. Но Эльтиген к декабрю стал прочной крепостью. Ее отстаивали самоотверженные люди.

Перед вечером бой постепенно угасал. Странное дело - и море тоже успокаивалось. Может быть, ночью смогут прорваться и подойти к Эльтигену наши катера.

С южной окраины доносились редкие автоматные и пулеметные очереди, зато вдоль берега все чаще плясали ясно видимые в наступающей темноте тусклые огни разрывов. Вражеская артиллерия взяла под обстрел район причалов. Видимо, немцы тоже ждали подхода катеров.

Бушин докладывал: нужно переносить КП.

- Сегодня противнику не удалось добиться прямого попадания по нашему капониру. Но это дело случая. Ведь сброшено сто бомб. Завтра он, безусловно, повторит атаки и добьется цели.

- Это верно. Вы наметили место?

- Предлагаю перейти на правый фланг и разместить КП в блиндаже морского батальона. Оттуда спокойнее будет управлять боем.

- Так и делайте. Совсем стемнеет - переносите КП и к двадцати трем ноль-ноль соберите командиров.

Иван уже несколько раз пытался предложить мне поесть, но никак не мог найти удобный момент, наконец он подошел и сказал:

- Товарищ командир, вы еще ничего не ели. Я приготовил. Пойдемте.

Вместе с Копыловым мы прошли в мою трехметровую комнатушку. Иван по-хозяйски накрыл стол на двоих. Две солдатские кружки с кипятком. Две порции сухарей по сто граммов. Две порции колбасы - 50 граммов.

Только сели, прервал телефон.

- Челов у аппарата!

Я взял трубку, и сразу рука непроизвольно стиснула ее, как ложе автомата.

- Товарищ комдив! Смертельно ранен Клинковский,

- Клинковский?!

- Только что отправил его в медсанбат.

Копылов смотрел на меня не мигая. Он тоже не хотел верить в случившееся. Я отодвинул еду и встал из-за стола.

- Вы куда? - спросил Копылов.

- В медсанбат.

Копылов молча вышел следом. Почти бежали по траншее.

Трофимов доложил, что у майора оторваны обе ноги. Он в очень тяжелом состоянии. - Все же проведите нас к нему. Мы спустились в подвал, где размещались все тяжело раненные. Их было до восьмидесяти человек. Клинковский лежал сразу же у входа. Его трудно было узнать: глаза впали, нос заострился, губы посинели. Увидел нас, глаза налились слезами; Тихо, почти шепотом сказал: "Умираю, прощайте",

Трофимов держал Клинковского за руку, проверяя пульс, сказал: "Потерял сознание",

Мы прошли на середину подвала. Раненые спрашивали, отбили ли атаки, удержали ли позиции, будет ли пополнение. Отвечали, а у самих сердце кровью обливалось.

После медсанбата мы направились в 37-й полк. Жизнь шла своим чередом и предъявляла требования к тем, кто продолжал жить. Нужно было проверить, где теперь проходит передний край, насколько немцы потеснили нас в центре, как готовятся позиции на новом рубеже.

Пробираясь по разрушенному ходу сообщения, поднялись на склоны косогора западнее Эльтигена и остановились там, где проходила третья траншея обороны полка. Ночную тишину нарушали шум прибрежных волн и далекие орудийные выстрелы. Над морем мерцали всполохи.

- Это, должно быть, наши катера пытаются пробиться к нам,- сказал Копылов.

- Хорошо бы получить сегодня ночью побольше боеприпасов и особенно ручных гранат. Они нам вот как будут нужны, - ответил я. - Кроме того, побольше бы отправить раненых.

- Что-то севернее Керчи все затихло, - говорил Копылов.

- Да, сегодня с утра там была сильная канонада. Душа радовалась, были надежды на успех, но оказались - безрезультатно. Наши войска понесли потери и ни на шаг не продвинулись.

- Неужели?

- Не хотел говорить об этом, - ответил я, - но вам скажу. В девятнадцать часов я запрашивал штаб армии, и мне ответили: успеха нет.

Мы стояли, глядя на море. Там, в темноте, за проливом, лежал берег Тамани.

- Сегодняшний бой показал, Михаил Васильевич, что своими силами нам плацдарм не удержать.

- Каков же выход? - спросил Копылов.

- Выход один - будем прорываться на Керчь. Об этом я подробно доложу. Думаю, что вы, Михаил Васильевич, меня поддержите. Другого выхода не вижу.

План выхода с боем на Керчь у меня созревал постепенно. Первая наметка его возникла, когда мы с Беляковым и Ковешниковым осматривали Чурбашские болота. Тогда мелькнула мысль, не удастся ли, если дойдет до крайности, воспользоваться рутиной в мышлении противника. Правый фланг десанта упирался в труднопроходимый участок местности между Чурбашским озером и побережьем Керченского пролива. Теоретически здесь невозможны были действия крупных сил, особенно в период осенних дождей. Тщательная разведка в течение двух недель показала, что гитлеровские командиры положились на труднопроходимость этого района и слабо его обороняли. Оплошность, открывавшая нам ворота на север! Удастся прорваться через болота - пойдем на Митридат. Если захватим Митридатские высоты, положение под Керчью существенно изменится в пользу нашей армии.