Юрий Щербак - ЧЕРНОБЫЛЬ

"Позитивно отозвался профессор М. Розен (директор отдела ядерной безопасности МАГАТЭ) о примененной советскими специалистами методике поглощения излучения с помощью щита, состоящего из песка, бора, глины, доломита, свинца… Продолжаются работы под поврежденным блоком - их цель - полностью нейтрализовать очаг излучения и, как говорят физики, "захоронить" его в толщу бетона" ("Правда", 10 мая, 1986 г.).

"От Совета Министров СССР. В течение десятого мая на Чернобыльской АЭС продолжались работы по ликвидации последствий аварии. В результате принятых мер существенно снизилась температура внутри реактора. По мнению ученых и специалистов, это свидетельствует о практическом прекращении процесса горения реакторного графита" .

Котлован

Николай Васильевич Белоус, главный маркшейдер тоннельного отряда N14 "Киевметростроя":

"С пятого мая я по приказу замещал главного маркшейдера "Киевметростроя" Пришел на работу Начальник тоннельного отряда говорит: "Ждите. В девять пойдем к Семенову, нам дают работы на Чернобыльской АЭС". Поставили нам задачу - сделать привязку на месте будущих работ.

Я спросил: "Как одеваться?" - "Как я". Ну, я был в рубашке с галстуком, поверх надел спецовку, взял каску, сапоги. Собрались и на "Волге" поехали в Чернобыль. Мы вместе с начальником "Киевметропроекта" Анатолием Павловичем Волынским - он уже с третьего мая был там - нашли проектировщиков из Гидропроекта им. Жука, начали заниматься работой. Решали

- где расположить котлован, как его привязать. Смотрели проектную документацию. Идея была такая: коль скоро разрушенный реактор набирал температуру, надо было сделать котлован для того, чтобы затем под защитой третьего энергоблока, где была в тот момент сравнительно небольшая радиация, установить станки и пробурить горизонтально скважины под фундаментной плитой третьего и четвертого энергоблоков. Конечная цель - создать ледо-грунтовый массив, то есть заморозить землю для охлаждения перегретого реактора. Скважины надо было пробурить на длину 165 метров. Боялись, что если на фундаментную плиту проникнет капля расплавленного ядерного состава, то плита может не выдержать такой высокой температуры. Надо было это все обезопасить.

Опыта таких работ у нас не было. Мы замораживаем аммиаком грунты в Киеве, но методом наклонного или вертикального бурения. А горизонтального бурения никогда не делали. Все это мы с проектировщиками пятого мая решили, определили все организационные вопросы. Шестого числа начали прибывать наши люди и техника.

Очень мне понравился академик Велихов. Очень спокойно себя вел, непринужденно. Был без никаких защитных приспособлений. В первые дни ели все в одной столовой - генералы, академики, ефрейторы, рядовые, рабочие - военные нас кормили. Была деловая, рабочая, демократическая обстановка, все равны были - по костюмам нельзя было сказать, кто это. По тону видели, по разговору, что это - какой-то руководитель, а это - подчиненный. Работали люди в большинстве - нормально.

Шестого мая мы выехали на станцию. Сопровождающие шли впереди на бронетранспортере, а мы ехали за ними в автобусе. Тот, кто нас сопровождал на бронетранспортере, запутался немного, повозил вокруг - мы даже возле Припяти проезжали. Люди новые, обстановка незнакомая, еще дорог как следует не знали.

Ехали вдоль канала. Страха не было. Ехали с одним чувством - выполнить работу. Я лично не ощущал каких-то страхов… Надо было сделать дело.

Доехали до административно-бытового корпуса АЭС. Дали нам бахилы полиэтиленовые, мы переоделись, пересели в бронетранспортер и поехали на место, прямо к третьему энергоблоку, под защитой которого работали. Уже документация была - как и что.

Здесь стояла пожарная машина, шланги пожарные вокруг лежали. Плохо было проезжать, потому что много шлангов. Заехали в угол, и из бронетранспортера нам говорят: "Вы туда не ходите, где стоит пожарная машина, там где-то 40-60 рентген". Проектировщики дали нам чертеж. Они в горячке масштаб перепутали, ошиблись на 10 метров… Ну в общем, мы это заметили, быстро разобрались. Мы с моим коллегой, маркшейдером Валерием Григорьевичем Кибкало работали. На стенке отмечали границы котлована. Теодолит нам поначалу не нужен был. Мы на стенке разметили ось, чтобы можно было колышки забить. Там - как раз посреди нашего котлована будущего - очутился колодец пожарного гидранта и вода из него лилась. Приехал механик наш из тоннельного отряда, отключил воду.

В первый день, когда все это мы с Валерием Григорьевичем Кибкало разбивали, надо было разметку делать, а разметку нечем делать. Мы же собирались в пожарном порядке, ни мела не взяли, ничего. Ну чем нарисовать на стене, чтобы котлован разбить? Так потом наши ребята шутили, говорили, что Белоус с Кибкало графитом размечали котлован на стенке. Графит, конечно, там лежал. Рулетка, которой мы размечали, давала 3-4 рентгена. Мы ее привезли в Чернобыль и пошли в райком партии, туда, где Правительственная комиссия. Нас измерили - и нашли рулетку. Там кабинет нашего министра был, Владимира Аркадьевича Брежнева. Он кричал: "Снимайте бахилы, не ходите сюда". Поначалу мы еще не знали, что и как.

Мы, конечно, не графитом рисовали. Там на стене такая "шуба" бетонная была. Мы топор взяли и засечки делали топором, написали топором ось и края котлована.

Когда сделали свое дело, сели в бронетранспортер и уехали. Необычно было влезать в бронетранспортер, мы себе шишки понабивали. Сколько там были - с пятого по шестнадцатое мая - налазились… В одни "бэтээры" сбоку надо было залазить, в другие - сверху. Непривычно. Водители говорят: "Быстрей! Закрывайте люк!" А мы - то забыли закрыть, то пальцы прищемили. И самое главное - враг невидимый. Птицы летают. Трава растет Одуванчики цветут. Вода из крана льется - и одуванчики растут. Говорили, что там сгорело все. Ничего подобного, абсолютно никаких следов. Когда мы поселялись в Рудне-Вересне, на базе, смотрим - стоит ведро березового сока и надпись: "Можно пить". А из дерева ребята-пожарные, которые там тоже стояли, вырезали Бабу Ягу и написали табличку от руки: "Укротим атомного джинна".

Так что с юмором работали.

Еще был такой момент. Шестого мая, когда мы приехали с АЭС, нас измерили, и, конечно, всю одежду пришлось выбросить. Мы стояли в чем мать родила. Помылись, и нам дали все белое. Одежду атомщиков: белую куртку, белые штаны хэбэ, белые туфли, белую шапочку. Ну и когда приехали на нашу базу в Рудню-Вересню, все смеялись: "Белые люди". Два человека ходят в белом - знали, это из Зоны. Потом начали приезжать другие люди, тоже переодетые в белое. Потом все уже ходили в белом. Не было отличий.

У меня дома сначала никто не знал, где я. Я ушел пятого на работу