Людмила Петрушевская - Маленькая девочка из «Метрополя»

— А я приехал в Протвино, а вы как раз оттуда уехали… А то бы встретились!..

Все помолчали, ошарашенные такой репликой.

Сурков очнулся и сказал, что они здесь нарушают постановления ЦК о работе с молодежью! (Жуткая крамола по тем временам, обвинение из разряда серьезных.)

— Надо читать эти постановления вам, вам, которые именно что работают с молодежью, — заявил Сурков.

Шепелявый, прыская слюной в контражуре (он сидел на фоне окна, прямо напротив меня), опять-таки победил:

— Че мне их читать, я их лично фам пифу. Мои пофтановления!

Мы возвращались из университета подавленные. Всё.

Мой Арбузик зорко и печально глядел вперед. Ефремов был невозмутим. Мало, что ли, его унижали и ставили на место.

Я, вспоминая, как косноязычный дядя пускал слюну, все еще смеялась.

А потом было очень тяжело.

Человеку, которого лишили свободы, можно утешаться тем, как смешно говорят тюремщики. Как они нагло врут.

Но этого хватает ненадолго.

Однако через некоторое время, в ноябре, Ефремов вдруг мне позвонил:

— Тут была у нас отчетная московская партконференция, — сообщил он.

— Да, я читала.

Это был великий ежегодный московский съезд всех партийных чинов. Надо было стать делегатом конференции! За такую честь сражались. Олег Ефремов им, разумеется, безо всякого усилия был. И слегка гордился этим. «У НАС отчетная конференция».

— Так вот (продолжал Ефремов). Ко мне подошел Логунов с тем своим человеком.

— Да ну!!!

(Разумеется, Логунов увидел на партконференции великого Ефремова, обалдел и, взявши под ручку своего слюнявого помощника, чтобы быть посмелее, подкатил к нему с разговором.)

Короче, они ему сказали, что, конечно, ни о каком «фпектакле» в МГУ и речи быть не может. Секундант ректора выразился в том смысле, что «универфитет» не может быть в конфронтации к «правительфтву».

(Ни больше ни меньше.)

Но что, дескать, эти ваши актеры и режиссер с автором и со своими «Уроками музыки» могут убираться на все четыре стороны и играть в другом каком-нибудь месте подальше.

— Это серьезно? — ахнула я.

Ефремов ответил:

— Я тоже этим интересовался. Но у них нет ни одной непродуманной фразы. Так, скорее всего, решили в верхах.

Я засмеялась от счастья и тут же позвонила своему дорогому режиссеру.

Очень скоро Виктюк нашел ДК «Москворечье», где директорша была согласна нас пустить.

И мы играли до лета 1980 года.

Рома Виктюк был моим очень хорошим другом. Я просыпалась часто от его звонка. Он бодро восклицал:

— Гениальная!!!

Я откликалась:

— Мейерхоллд?

После каждого спектакля «Уроков музыки» мы беседовали. Каждая моя — самая минимальная — просьба исполнялась.

Помню, я долго пыталась найти контакт с Валей Талызиной, исполнительницей роли Таисии. Валя была у нас единственная профессиональная актриса из настоящего московского Театра им. Моссовета. Остальные актеры были из университетского театра и исключительно для Феллини. Невероятные! Душераздирающая игра! А какие типажи! Галя Стаханова в роли Грани являла собой совершенно новый театр, новую манеру игры. He-театр. Бабы-актрисы таскались на далекую Каширку смотреть именно на нее в первую очередь… Один из актеров, игравший Иванова (Н.Степанов), вызывал особенный смех у зрителей (у актеров-зрителей он вызывал истерику). Они спрашивали, у какого гастронома мы подобрали этого алкаша. Мы отвечали, что он известный физик и лауреат Госпремии… Так вот, Валя Талызина их всех в веселые минуты называла «этта самодеятельность».

А в спектакле была такая сцена, что Валя (в роли Таисии) в присутствии собственного мужа (артист Юрий Горин) учит молоденькую Нину, как вести себя с мужиком: «Будешь отпускать его… Ничего, не мыло, не измылится… Пивка попьет… Мужик, он место терять не любит» и т. д. При этом, просила я Валю, надо смотреть не на Нину, а выразительно именно на своего мужика! Валя бледно улыбалась в ответ на мои предложения. Дело не двигалось. Но потом, неожиданно, на одном из спектаклей умница Валя это дело сыграла, да так, что Юра Горин реально покраснел от неожиданности и стал, поднявши бровь, крутить головой. Видимо, Рома все-таки убедил свою актрису.

Потом в Москве должна была быть олимпиада, высылали всех проституток и нежелательные элементы и вообще чистили Москву. Спектакль в рамках борьбы с отрицательными явлениями закрыли навсегда. Виктюк, правда, ставил его потом по стране, взяв в качестве помощника Юрия Петровича Горина, замечательного исполнителя роли Федора Ивановича в «Уроках» (он знал спектакль наизусть). Горин ставил, а «Мейерхоллд» затем наводил окончательный глянец — процесс, называемый в театре «он приехал и рукой мастера».

Что же, Виктюк провел следующий удар — в ответ на запрещение «Уроков музыки» он поставил «Чинзано» и «День рождения Смирновой» в том же ДК «Москворечье».

Снова все повторилось. Снова зрители на сцене, снова мордобой и давка у входа, крики: «Мы всего на один день в Москве!!! Нас тридцать человек, семинар из Сибири!!!»

Те же «народные артисты» во главе с Галей Стахановой заняты были в спектакле. Добавился и прекрасный новый актер — Саша Берда.

Но затем райкому партии (отделу культуры) надоела вся эта свистопляска вокруг их ДК, и меня закрыли вообще как автора в «Москворечье», запретили именно мои тексты. Рома пытался спасти театр, даже поставил какие-то воспоминания Брежнева — но прежнего было не вернуть.

Его уволили.

Его начали пасти какие-то люди из КГБ, назвавшие себя, к примеру, Жуков и Попов, они вызывали Рому для переговоров, угрожали лагерем (встречи происходили у некоего кафе-стекляшки). Он ведь нигде не состоял в штате. Четыре месяца человек не работает, милости просим в зону за тунеядство.

Мой ученик, Саша Почукаев, работал в это время в одном Доме культуры в Кунцеве худруком. Мы с ним поговорили, и он взял Виктюка на какую-то мелкую работу в свой ДК.

Три года там держали его трудовую книжку и даже, чтобы соблюсти закон, что-то ему платили, но он, по слухам, так ни разу и не появился по месту работы хотя бы ради зарплаты.

У него уже начался новый период. Он был знаменитым. И Ефремов дал ему делать спектакль.

А когда меня пригласили в «Современник» (типа «что-нибудь ваше»), я назвала фамилию Виктюка как режиссера, Ахеджакову и Авангарда Леонтьева как главных исполнителей и дала четыре пьесы под общим названием «Квартира Коломбины».

Но наши отношения с Ромой почему-то сильно ухудшились.

То есть начиналось все великолепно. Я тогда дружила с Лией Ахеджаковой. Она ко мне ходила и читала мои тексты: искала репертуар для своих гастрольных концертов (в просторечии «чёс»). Мои дети уже к ней привыкли, мы поили ее чаем. Но дело не шло. Ничего для чёса найти ей не удалось. Читать со сцены мои рассказы? О самоубийцах, алкоголичках, абортах? Всю эту чернуху? (Правда, в других странах это называется экзистенциализм, ну да ладно.)