Ханс-Отто Майснер - Дело Зорге

— Подобраться к Фуйико не так-то легко, Зорге-сан. Вчера одного поцарапала.

Зорге засмеялся и глазами стал искать в зале знакомых. Те только и ждали его взгляда. Широким жестом он пригласил всех к своему столу. Знакомых было так много, что на столе едва хватало места для бокалов, которые Зорге приказал подать. Таким веселым и добрым, каким был Зорге в этот вечер, его давно не видели. Да и такого множества бутылок шампанского также.

В этот вечер за столом Зорге собрались не только завсегдатаи «Старого Гейдельберга». Разделить с ним компанию сочли за честь и люди, которые познакомились с этим на редкость общительным человеком при других обстоятельствах. Здесь было несколько иностранных журналистов, с которыми он часто встречался на различных пресс-конференциях. К столу подошли два атташе иностранных посольств и даже несколько почтенных господ — членов «Немецкого клуба».

Затянувшаяся война в Китае, потребовавшая от японского народа так много жертв, дала «идеологической полиции» желаемый повод прикрыть места встреч либерально настроенной интеллигенции. Все танцевальные клубы, большинство кабаре и другие увеселительные заведения были закрыты. Ресторан Нагао оставался единственным, до которого руки полиции еще не дотянулись.

— Ого! Вот так встреча! — шутил Зорге. — Даже солидные господа постепенно опускаются до моего уровня. Значит, серьезная жизнь нравится не всем?

Возражать против этого никто не стал.

— Человек должен иногда развлекаться, — заметил Ханнес Беккер из немецкого Бюро путешествий, мужчина лет пятидесяти.

Зорге посмотрел вокруг.

— А где же ваша уважаемая супруга?

— Сегодня в «Немецком клубе» вечер национал-социалистского женского общества, — ответил за Беккера секретарь консульства Буш, — поэтому наши дамы, к сожалению, приехать не смогли.

Все смеялись над тем, что благодаря этому женскому вечеру мужчинам удалось незаметно выбраться из-под опеки своих добропорядочных супруг и провести несколько приятных часов по своему усмотрению.

Музыкант сыграл туш, и разговоры за столиками оборвались. Нагао торжественно представил гостям новую танцовщицу, назвав мисс Фуйико Нахара из Сан-Франциско «восьмым чудом света».

Кийоми вышла на эстраду в китайском национальном наряде из черного шелка, без каких-либо украшений и узоров. Эта одежда, закрывавшая танцовщицу от шеи до пят, подчеркивала все линии женского тела намного эффектнее, чем любой, даже самый «экономный» костюм на европейской сцене.

Выбирая платье для выступления, Кийоми без долгих колебаний остановила свой выбор на этом одеянии. Чувство стыда не мучило девушку — она знала: цель оправдывает средства! Ну и, кроме того, она была все же женщиной. А естественное желание понравиться представителям другого пола было далеко не чуждо и такой девушке, как баронесса Номура.

Свою роль она тщательно выучила и вела себя так, как рекомендовал полковник Одзаки. Стоя на эстраде почти неподвижно, она слабым, но приятным голосом спела две-три коротенькие песенки, которые были бы вполне уместны даже в самом строгом пансионе.

— Ну а теперь, девочка, что-нибудь повеселее, — попросил Мендес, испанский журналист. — Наш великий коллега не совсем доволен.

Зорге снисходительно улыбнулся.

— Ошибаетесь, дорогой! В этой девушке кроется больше, чем она показывает.

Танцовщица с улыбкой поблагодарила за аплодисменты, которыми гости «Старого Гейдельберга» наградили ее. Затем, после короткого перерыва, она исполнила несколько пародий на некоторых зарубежных кинозвезд. Начав с Греты Гарбо и Вивьен Ли, постепенно перешла к пародиям на представительниц легкого жанра. Песенки были весьма смелыми и сопровождались соответствующими жестами. Особого смущения Кийоми не испытывала: ведь она изображала других.

Реакция зрителей была бурной. Большинство мужчин поднялись со своих мест, и, протиснувшись меж столов к эстраде, наградили Кийоми аплодисментами. Даже за столом почетного гостя все забыли про свои только что наполненные бокалы.

— Ну, что я вам говорил! — торжествовал Зорге. — Теперь-то уж она покажет, на что способна!

Танцовщица была от него совсем рядом, и они часто встречались глазами.

Незадолго до последнего перерыва, пародируя Роджерс, танцовщица пронеслась мимо Зорге так близко, что краем платья коснулась его руки.

— Женщина с зарядом в тысячу вольт! — иронически воскликнул Зорге.

— Вы совершенно правы, Зорге, — подтвердил Брунер, сотрудник швейцарской миссии. — Мне эта Фуйико тоже нравится.

— Но это не для вас, любезнейший, — не совсем вежливо ответил ему Зорге. — Эта девица — высокого напряжения. Вы же знаете, что в таких случаях всегда висит табличка «Осторожно! Опасно для жизни!»

Когда аккомпаниатор оборвал музыку и Кийоми резко остановила свой танец прямо перед Зорге, он поднялся и на глазах всех присутствующих обнял ее за талию.

— Иди сюда, детка, садись ко мне. Она хотела вывернуться, но Зорге удержал ее.

— Спокойно, Фуйико. Тебе будет неплохо за моим столом.

Танцовщица замахнулась, чтобы ударить его, но Зорге ловко увернулся, и ее рука лишь слегка задела прическу. Хотя удар едва коснулся его, все же прическа была сбита. И это видели все, даже те, кто сидел в самом дальнем углу зала. Кое-где уже начали посмеиваться. Сначала засмеялись те, кто хорошо знал Зорге и сейчас радовался его поражению. Но потом засмеялись другие, и наконец весь «Гейдельберг» затрясся от раскатов злорадного хохота. Мужской нимб великого Зорге утонул в море громкого смеха. Даже друзья не пощадили его и донимали язвительными словами.

— Покоритель женских сердец, — ехидничал Фанта, — и позволил, чтобы какая-то девка закатила ему пощечину. Хорошенький материальчик для бульварной газетки!

— Послушайте, Зорге, если об этом все узнают, на вас перестанет смотреть даже плюгавая мелюзга!

— Этого следовало ожидать, мой дорогой. Вы слишком зарвались…

В первый момент Зорге сам был настолько ошеломлен, что не мог даже понять, что же, собственно, произошло. Это секундное замешательство лишило его возможности правильно отреагировать на случившееся и, пока было время, нейтрализовать вспыхнувшие насмешки какой-нибудь остроумной шуткой.

— Да, наш Казанова оказался плоским, как камбала, — бросил кто-то очередную колкость.

Но еще злобнее был Беккер.

— На этот раз, — злорадно проговорил он, — будет гордиться кто-то другой. Тот, кто сегодня ночью будет держать в своих объятиях Фуйико, сможет с гордостью о себе сказать, что на женском фронте он первым одержал победу над доктором Зорге.

С этими словами Беккера наружу прорвалось самое неподдельное чувство — злорадство. Теперь стало очевидным, насколько зыбка была та популярность, та любовь к доктору Зорге, которую он до этого вечера принимал за чистую монету. Сейчас отовсюду выползала мерзкая зависть, открыто показывая свое черное лицо.